Вериги
(Рассказ описывает реальные события.)
Максим читал про вериги, но не знал цели, ради которой некоторые из святых их носили. Что давали они душе и почему ношение вериг не одобряется в современной аскетике? Эти вопросы он задал монастырскому духовнику.
Схиархимандрит, внимательно выслушав его, сказал:
— Сделай вериги, принеси мне, я их освящу. Будешь носить и сам всё узнаешь. Только что бы никто знал.
— Это несложно, отец Василий, — ответил Максим. — У меня послушание в гараже, ночью я там один. Никто не увидит.
Благословившись Максим ушёл.
Ночью, запершись изнутри, Максим приступил к работе.
Порывшись в металлоломе, нашёл толстую цепь, два стальных прямоугольника и дополнительную цепь на опоясание. Тщательно вымыв металл в тазу, просушил его на батарее и включил сварку.
«Если варить в помещении, — подумал он, — дыму будет много. Если варить на улице — отблески в темноте выдадут, а любопытные мне сейчас не нужны. Сделаю всё не выходя на улицу».
К утру он закончил работу. На стальные прямоугольники наварил кресты. К краям прямоугольников наподобие монашеского параманда укрепил четыре цепи. Пояс сделал похожим на ремень с пряжкой.
Примерив, укоротил нижние цепи на веригах, чтобы не столь сильно звенели, болтаясь при ходьбе и переделал заново замок на поясе.
Когда утром Максим развернул перед духовником плод ночного труда, отец Василий взяв в руки вериги радостно сказал:
— Сегодня ночью я видел их, они были все в огне!
Потом схимник помазал вериги и железный пояс освященным маслом, надел их на голое тело Максима, сверху надел старую нижнюю армейскую рубашку, а в руку вложил необыкновенно толстые монашеские чётки-сотку.
— Носи вериги, рубаху и чётки всегда. Никогда их не снимай.
— Даже на ночь? — спросил Максим.
— Даже на ночь, — ответил отец Василий. — Сейчас я тебе кое-что покажу, — Он залез под кровать, достал из-под неё старую коричневую дерматиновую сумку и развернул серый матерчатый свёрток. Максим увидел лежащие внутри кованные вериги старой кузнечной работы. — Я их восемь лет носил. Сейчас уже не могу. Стар стал.
«Пожалуй, по весу не менее моих будут», — с внутренним вздохом подумал Максим и на душе стало неприятно от того что узнал тайну чужого подвига.
Отец Василий завернул вериги обратно в ту же материю и задвинул сумку под кровать.
— Что делать, если кто из братии, случайно коснувшись услышит на мне звон цепей? — спросил Максим.
Его всерьёз беспокоил этот вопрос. Он не хотел привлекать к себе внимание, и получил ответ вызвавший смущение.
— Не знаешь, что говорить в таких случаях?! Скажи, что это ортопедический корсаж.
У Максима заскребло на душе. Служение Христу и ложь не совмещались в его душе между собой, но с духовником обители разве имел права спорить он, простой послушник? Максим смутился, но ничего не сказал. Взяв благословение, он вышёл на дневное послушание.
С этого дня началось его трудное время. Десятки раз в день жгучая боль от вериг заставляла его едва ли не каждые полчаса говорить самому себе:
— Всё!!! Не могу больше! Это невозможно вынести. Такие сильные боли…
Но через минуту ободрял себя:
— Потерпи ещё хоть с полчаса. Может, Бог даст терпение, и ты выдержишь ещё и сегодняшний день.
Максим перестал спать ночами.
Стоило ему лишь прикоснуться к постели спиной или грудью, как резкая острая боль от вериг мгновенно лишала его сна. Он едва-едва удерживался от того, чтобы не стонать на всю братскую келью…
Вместо отдыха ночи превратились для Максима в непрерывную Голгофу, а утром нужно было идти на послушания. Для того чтобы хоть как-то давать телу отдых в постели, Максим в течение всей ночи держал грудь и живот на весу, жёстко опираясь на выставленные вперёд локти в полулежащем положении, а во время долгих монастырских богослужений он думал только об одном: «Только бы выдержать, только бы не упасть на пол до конца службы»…
Через неделю Максим начал замечать внутри себя первые духовные последствия ношения вериг. Во-первых, ему уже не приходилось, как прежде, принуждать свой ум к молитве. Жестокая боль сама заставляла его почти непрерывно всеми чувствами взывать ко Христу:
— Господи, помоги… Господи, не оставь… Господи, помоги мне выдержать эту пытку хотя бы ещё один день…
Ночами он тоже почти непрерывно молился, забываясь лишь на короткое время. Но, к немалому удивлению своему, наутро чувствовал себя выспавшимся.
Он перестал пустословить. Когда братия рассказывали друг другу анекдоты и смешили друг друга, Максим, едва-едва не теряя своё сознание от боли, думал только обо одном:
— Господи, не оставь меня…
Ему было не до веселья.
Максим смирился и понял, что выдержать боль от вериг без помощи Бога невозможно.
Самым же удивительным и неожиданным для него оказалось то, что вериги вдруг неожиданно «ожили» на его теле и «заговорили» внутри его души.
Впервые это произошло в трапезной монастыря, когда кто-то из братии начал громко осуждать чей-то грубый греховный проступок. Максим тоже хотел было раскрыть свой рот и сказать, что так поступать нельзя, как вдруг вериги с неожиданной силой так крепко сдавили его грудь, что он едва-едва не подавился супом.
«А ты чем лучше других?» — услышал внутри себя Максим чей-то пугающе отчётливый голос.
В другой раз вериги приподняли его над его кроватью и так какое-то время держали на весу. И голос спросил Максима:
«Можешь ли вырваться из этих цепей? Не крепче ли цепи твоего тела?»
— Не могу. Скорее тело моё распадется на куски, чем порвётся железо, — шёпотом ответил Максим.
«Знай, — сказал Максиму голос, — любовь Бога бесконечно крепче любых цепей. Христос не отдаст тебя врагу. Лишь бы ты сам не отступил от Иисуса Христа» — после чего вериги отпустили Максима на постель.
Всё, казалось, было хорошо. Молитва невольно стала непрестанной, пустословие ушло, голос напоминал о крепости любви Бога, вериги не давали осуждать, но однажды ночью с Максимом произошло нечто ужасное: три блудных осквернения в полусне за одну ночь! Ничего подобного ранее с ним не происходило никогда!
Какой-то частью души Максим понимал, что причиной его ночных осквернений были вериги.
Вечером, как только выдалось свободное от послушания время, он пришёл к схиархимандриту Василию.
— Ты смотри у меня!!! Что бы этого больше не повторялось! — выслушав Максима, грозно сказал ему духовник.
Максим вышел из его кельи в крайнем смущении.
«Да как у него язык повернулся сказать такие безумные слова?! — с великой горечью думал Максим. — Осквернения происходят во сне. Как я мог бы сделать, что бы они не повторялись?!»
Осквернения, впрочем, ушли так же неожиданно, как и пришли. Но спустя месяц с Максимом произошло то, чего он более всего опасался. По монастырю разлетелся слух о том, что он носит вериги.
Один из послушников фамильярно хлопнул Максима по спине, и по всей комнате, в которой находились ещё и другие рабочие, звонко разнёсся звон металлических цепей…
— О! — потирая ушибленную руку, уважительно сказал ударивший его по спине послушник, — да ты никак вериги носишь пудовые… Уж больно тяжелы!
Максим, смущённый, ничего не ответив, вышел из комнаты, в которой работал, не окончив начатый им деревянный киот.
Два дня он ходил как в воду опущенный. Знал он, что в мужских монастырях слухи разлетаются так же быстро, как и в женских. Максим ждал вызова к игумену с неприятным разбирательством. Он не понимал, как он должен был себя повести. Если сказать, что его благословил носить вериги духовник, то игумен просто выгнал бы его из обители, потому что у него были остро враждебные отношения со схиархимандритом Василием. А Максим очень и очень не хотел с кем бы то ни было ссориться. С малых лет на дух не переносил он ссор, обид и разбирательств.
Прошло полтора месяца. К игумену его не вызвали, и с расспросами никто не подходил. Всегда хмуро сосредоточенный и молчаливый, он не располагал к разговорам с собой. Максим притерпелся к веригам и иногда даже переставал замечать их на себе, но на душе было тревожно. Что-то подсказывало ему, что он идёт неправильным путём и что духовник обители не духовный человек. В душе зрел протест. Сомнение в том, что он напрасно слушается схиархимандрита Василия, у него перешло в уверенность и окончательно окрепло после разговора с его другом, москвичом Андреем.
Андрей был, как и многие, в восхищении от визита к схиархимандриту Василию.
— Правда что про вашего духовника в Москве говорят, что он прозорливый! Не успел я с Диной переступить порог его кельи, как он нам тут же сказал, что над нами Небесные венцы! И что нам надо обвенчаться в Церкви!
— Постой! — Максим, знавший, что Андрей был женат на другой, слегка оторопел. — С какой такой ещё Диной?!
— Да ты знаешь, Максим, я тут два месяца назад такую женщину встретил! Это была любовь с первого взгляда. Мы полюбили друг друга. Но у нас сложности. У Дины четверо детей от первого мужа, и прописана она на жилплощади мужа в Москве…
— Ты ничего не перепутал? — Максим прервал восторженную речь Андрея о его возлюбленной. — Что-то мне не верится, что бы наш монастырский духовник мог благословить тебя на брак с женщиной, у которой четверо детей от первого мужа…
— Ты что, Максим, зачем мне врать? Дина сейчас здесь. Я тебя с ней завтра познакомлю. Она прекрасный человек. А с мужем своим Дина не венчана, он злой и жестокий. Его даже собственные дети не любят.
— Подожди, Андрей, — Максим начал медленно закипать, — ты в своём уме?! Сколько будет сломанных судеб, тем более, у неё же дети? Сколько лет Дина прожила со своим мужем, родив ему четверых детей?
— Четырнадцать, — немного оторопев, глядя на возмущённый вид Максима, ответил Андрей.
— Ты ещё молод, Андрей, а я жизнь прожил. В чужие семейные отношения нельзя вмешиваться так, как это хочешь сделать ты. Как бы тебе ни нравилась Дина, но у её детей есть их родной отец. Ну и что, что они не венчаны, что это меняет?! Дети останутся без родного отца. Мужик останется один… И ещё неизвестно, как сложится его жизнь, когда жена с детьми уйдёт от него.
— Да он её вообще не любит! — стал оправдывать свою страсть Андрей.
— Ты знаешь, что я тебе скажу, — Максим едва-едва сдерживался, что бы не ударить по лицу своего старого товарища, — дурак ты влюблённый!!! Запомни раз и навсегда: на чужом горе ты никогда своего счастья не построишь!!! Сейчас у них сложности, потому они и говорят друг другу, что не любят. А потом мужик, оставшись один, может попросту сломаться или спиться… Мужики тяжело переносят разрушение семьи. Зачем тебе лезть к ним? Господи! Четверо детей!!! Да чем вы вообще думаете, головой или причинным местом?
— Я что-то не понимаю, Максим, ты что — умнее своего духовника?!
— Он спросил, кто из вас в браке?
— Да нет. Ничего он не спрашивал. Зачем ему спрашивать? Ведь все же знают, что он прозорливый. Дину он вообще в первый раз увидел.
— Андрей, неужели до тебя не доходит, что ты неправ?
Андрей молчал. Максим ушёл за шкаф и, не выходя оттуда, сказал Андрею:
— Андрей, не приходи ко мне больше. Я не хочу тебя видеть. Ты видишь только свою страсть к Дине как женщине, а до её мужа и детей тебе и дела никакого нет. Пока не расстанешься с Диной, в мою келью больше не заходи…
Спустя полминуты Максим услышал звук закрывавшейся за Андреем двери.
— Господи!!! Какое безумие!
Максим упал на колени перед иконами за шкафом, и горькие слёзы потекли из его глаз:
— Господи!!! Вразуми его! Какая муха его укусила? Ведь Андрей — добрый хороший человек. Неужели он настолько ослеп от блудной страсти, что стал неспособным видеть даже то, что ясно ребенку?
«Что ты переживаешь за него? — услышал внутри себя Максим чей-то спокойный и чистый голос. — Сейчас время его падения, но придёт время — и Я Сам его спасу».
На душе Максима стало неожиданно легко и спокойно.
А вечером к Максиму пришёл ответственный за баню трудник Валерий.
— Максим, иди в баню, ты больше месяца в бане не был. Там всё готово. Ближайшие два часа твои. Мойся спокойно.
— Хорошо. Сейчас найду полотенце и приду минуты через три, — ответил Максим.
В бане Максим тщательно запер за собой на два крючка дверь, снял с себя одежду. Положил в заранее приготовленный пластиковый пакет старую армейскую рубашку и чётки, благословлённые ему духовником обители. В его душе созрело чёткое и ясное решение, которое оставалось лишь довести до конца. Сняв вериги, Максим осмотрел тело.
«Мда… Зрелище не для слабонервных», — вздохнул Максим, разглядывая гнойные кровоподтеки на плечах и груди. Стараясь не задевать мочалкой язвы, помылся.
При снятых веригах он испытывал истинное блаженство. Тело его впервые отдыхало после круглосуточных мук. В душе Максима происходила борьба.
Тело его, глядя на вериги, кричало: «Убери их, я не могу их более терпеть!» Душа не знала, что делать, а дух молчал.
В немалой печали Максим надел вериги на тело и едва-едва не закричал от жестоко обжигающей боли. Вода размыла раны и сделала их более чувствительными к свежим прикосновениям металла.
Максим, выйдя из бани, нашёл послушника Олега.
— Олег, этот пакет, не разворачивая, отнеси к схиархимандриту Василию. Он сам всё поймет. Скажи, что я возвращаю ему его вещи обратно.
— Хорошо, отнесу, — сказал Олег. — Я как раз к нему иду, — Олег взяв пакет ушёл.
Отдохнув в своей келье, Максим поднялся на третий этаж монашеского корпуса к иеромонаху Пахомию. Отец Пахомий не был его духовником и по возрасту был ему ровесником, но Максим не мог без совета со священником отказаться от вериг.
— А, Максим, заходи, — отец Пахомий был немного удивлён приходу Максима в столь позднее время. Было уже начало ночи.
— Отче, я хотел у тебя благословение взять… — не совсем уверенным голосом начал свою речь Максим.
— На что? — отец Пахомий как всегда улыбался своей простецкой улыбкой. Вот эта-то его простота и придала Максиму смелости.
— Хочу вериги с себя снять и выбросить их в монастырский пруд.
— Какие вериги? — искренне удивился отец Пахомий.
— Духовник благословил носить вериги, но я утратил к нему доверие. Вериги я сам сделал и теперь хочу от них избавиться…
Отец Пахомий помолчал. Походил по келье. Потёр задумчиво бороду и сказал:
— Духовного отца, по правилам Церкви, себе выбирает само чадо, а не духовный отец. Если чадо хочет уйти от духовника, то даже Священный Синод не имеет права препятствовать ему в этом. Таковы правила Церкви. — Потом, немного помолчав, добавил: — Прежде чем выбрасывать, принеси вериги мне, я хочу на них взглянуть.
— Хорошо, батюшка, прямо сейчас принесу, — ответил Максим и ушёл в свою келью.
Когда он подал вериги отцу Пахомию лежащими в пластиковом пакете, то батюшка, не разворачивая пакета, взял их в левую руку, а правой благословил.
— Тяжёлые! Как сходишь на пруд — приходи ко мне. У меня чай хороший есть.
— Хорошо, отче, я быстро.
Подойдя к монастырскому пруду, Максим вытащил из пакета своего мучителя и с силою бросил вериги в воду.
Комментарии блокированы во избежание спама