Володя-странник
(Рассказ описывает реальные события)
С Володей (имя изменено) я познакомился задолго до того как он начал странствовать. Мы вместе работали в заповеднике егерями. Он всегда был откровенен со мною, но о том какая сила потом принудила его из года в год ходить по опасным сложным маршрутам, судя по всему, он и сам не знал. Некий (не зависящий от его воли) дух загонял его порою в такие дебри и скалы, что я, сам походивший по горам немало, не раз ругался на Володю, по старому знакомству, без особых церемоний:
— Идиот!!! Да зачем же ты пошёл через Алдан? (название перевала изменено) Там же рядом есть безопасная тропа!
— Я знаю, — отвечал мне он, — но когда я куда-то иду, то не могу выбирать дорогу. Кто-то другой ведёт меня туда, куда я и сам знаю, что лучше не ходить.
Родом он был из местных, наполовину алтаец. Горы знал лучше чем я и за день умудрялся проходить немыслимые расстояния. Нередко он спускался с гор похудевший, еле-еле стоявший на ногах от усталости и от ночёвок под открытым небом.
Не только штаны рубаха и штормовка его, но даже и рюкзак нередко бывали на нём изодраны в клочья о горный кустарник, о камни и о карликовую берёзу (идти по зарослям которой — дикое мучение, о котором знает лишь тот, кто по этим зарослям ходил).
В среде егерей заросли горной карликовой берёзы не зря называли «яйцерезка». Кусты так густо и крепко переплеталась между собой что было невозможно уберечь мужское достоинство от повреждений при ходьбе по ним, но Володя проходил километры по ней… и это был натуральный кошмар!
Из всех подвижников, что я знал лично, Володя-странник, без всякого сомнения, был единственным кто нёс подвиг, выходящий за рамки возможностей человека.
Психика его была стабильной, рассуждал он здраво и мне нравилось общаться с ним, но шесть лет странствований изменили его до неузнаваемости.
Я нередко менял его рюкзак и одежду, потому что пользоваться ими после его безумных походов было уже невозможно, и снабжал его всем необходимым на дальнейший путь.
Иногда даже бывало так, что я (как будто) заранее знал, что Володя придёт. Жарко натапливал печь в охотничьей избушке и готовил еду намного больше, чем мне требовалось одному.
Возможно, не я, но ангелы заботились о том, что бы его в моём доме всегда встречало тепло и обильное угощение.
Первые годы странствий он много молился Богу и думал о Боге. Рассказывал, что в горах у него бывают откровения о неслучайности возникновения мира и иное. Поэтично, с присущим ему алтайским мягким тонким юмором он рассказывал мне о трудностях путешествий. Говорил что видит благодать Божию в небе над сёлами, где в те годы ещё только-только начинали восстанавливаться разрушенные православные храмы. На мои замечания, что видеть благодать в воздухе духовно опасно, Володя внимания не обращал.
Обычно он отдыхал у меня не более одного-двух дней, а потом отправлялся в путь, хотя я не гнал его (так как жил один, и он не мешал мне своим присутствием).
Два года он ходил по горам Алтая, но потом резко изменил тактику и начал путешествовать по всей России. Где пешком, где автостопом и на электричках. Хабаровск, Москва, Екатеринбург, Киев — где он только ни был. Когда наступала зима он жил в разных городах. Иногда в городских канализационных колодцах, где на трубах он устраивал себе ночлег. Днём отогревался в подъездах (в те времена автоматические двери только-только ещё начинали входить в моду).
Однажды январь и февраль он прожил на заброшенной неотапливаемой даче, питаясь льдом и неваренным рисом. Спал под двумя матрасами.
Иногда из рассказов Володи-странника я понимал, что мы плохо знаем возможности человеческого организма. В условиях, в которых он по временам жил, я не выжил бы и трёх дней. Его экстрим завершился тем что он обморозил себе конечности, ему ампутировали все пальцы и он стал инвалидом второй группы.
Я неоднократно пытался устроить Володю сторожем при каком-либо из местных храмов. Всё-таки крыша над головой будет, одежда, помощь от прихожан и приличное питание. Иногда он слушался меня и месяц-другой жил при храме. Но потом он вновь и вновь уходил в странствия. Очевидно, тот дух, что имел над ним власть, не давал ему жить на одном месте.
Однажды, очередной раз сбежав с хорошего места, он появился у меня поздно вечером после дневного шестидесятикилометрового пешего перехода. Я выставил на стол всё что было лучшего и затопил баню. Но, к моему удивлению, он поел, поменял кое-что из одежды, наскоро починил порванный рюкзак, уложил в него взятые у меня продукты и засобирался в дорогу. Я ему говорил, что через час можно пойти в баню, пропариться как следует, а утром — хоть в три или четыре часа — пусть идёт куда хочет, никто не будет его удерживать.
Тот вечер для Володи был сильным искушением.
— Знаешь, Сергей, — сказал он мне, когда я вышел проводить его на асфальтированную дорогу, — мне сейчас каждая клеточка моего тела буквально кричит: «Останься, помойся в бане, отдохни ночь», — но я не могу остаться, мне надо идти дальше в … — и он назвал населённый пункт, находившийся в двадцати километрах от того места, где мы были.
— Но зачем, зачем тебе это нужно? Что тебе это даст? Зачем тебе восемьдесят километров пути в сутки? Останься…
Начинался холодный осенний дождь с ветром. Я видел, что он еле-еле держится на ногах от усталости.
— Я не знаю зачем.
Весь его внешний вид говорил мне, до какого последнего предела он был измождён. Но так я и не смог уговорить его остаться отдохнуть на ночь.
.
А спустя два года после этого случая я спросил его.
— Как у тебя идёт молитва Иисусова? Ты же раньше читал её в дороге.
— Не могу. Ни одной молитвы не могу прочесть. Хочу, но не могу.
— А когда ты в последний раз исповедовался и причащался?
— Года полтора назад, — подумав, ответил он.
Долго я убеждал его, что без причастия лучше он не станет. Наконец он послушал меня и пошёл на исповедь с одетым на голову женским платком. Его в таком виде исповедовали, но когда он подошёл к Святой Чаше, священник стал просить его снять с головы платок в знак уважения к Святыне. Володя трижды наотрез отказался и его не допустили к Причастию. Вместо причастия дали просфору из алтаря. Потом он мне рассказывал (дело происходило на лесной поляне), что когда он хотел съесть просфору, какая-то невидимая сила выбила просфору у него из рук, свалила на землю и начала неистово катать по земле. По его словам, он еле-еле унёс оттуда ноги.
Я его спросил: «Ты кого-нибудь видел на поляне?» Он ответил: «Нет, я никого не видел, но чувствовал, как кто-то сильно ударил меня в живот, а потом такое началось, что и вспоминать страшно».
После этого случая, вместо того, что бы ходить по дорогам, как он делал это прежде, Володя-странник стал бегать по ним. Знакомые водители рассказывали мне, что они видели как он нередко бегал по дорогам, выставив перед собою поднятые вверх согнутые в локтях руки, на которых давно не было ни кистей, ни пальцев и на предложения водителей приглашавших его подвезти (видно же было, что торопится куда-то человек), отвечал неизменным отказом.
Вид у него стал как у безумного. Спускался с гор в немыслимо изодранных одеждах, как обычно, измождённый. Рюкзак перестал брать с собой, но бегал и ходил — без всего. Я отмывал его в бане, одевал, оставлял на ночь, но что(?) с ним случилось и что его испортило — не знаю. Это был не тот человек, которого я знал раньше. Грубый и обозлённый на всех. О Боге не желал слышать ни единого слова и стал слабым на спиртное. А потом я уехал с Алтая в Россию и потерял с ним связь.
.
Правдивый рассказ этот я составил в предупреждение тем, кто думает, что особый трудные подвиги могут приблизить душу к Богу.
Володе же я не судья.
Спаси его душу Бог.
Комментарии блокированы во избежание спама