(О ВАЖНОСТИ НЕПРЕРЫВНОЙ ВНУТРЕННЕЙ БОЛИ)
Один из наиболее точных признаков того, что я двигаюсь к Богу, — это внутренняя боль сердца. Если в нём нет искренней честной боли за моё окаменение и за мою чёрствость к Евангелию и к Христу, если нет боли о том, что другие люди не идут к Богу, то одно это уже значит, что моё движение к Богу прекратилось.
Добавляет боли ещё и то, что даже и добродетели свои (вернее, «добродетели») я всегда вижу нечистыми и недостаточными, потому что по-другому видеть я себя и не могу уже: лишь непрестанно нечистым и недостаточным.
Я знаю, что ТОЛЬКО внутри сердечной боли о себе (и о ближних) укрывается сокровенная поддержка от Иисуса Христа, которая может дать покой моему духу, после чего приходит стойкое понимание и осознание того, что хоть я и несу свою боль и свои молитвы недостаточно хорошо, но должен нести этот груз и ДОЛЖЕН отдавать молитве по возможности всё своё «личное» время. Взял здесь слово «личное» в кавычки, потому что абсолютно личным даже и тело моё для меня не является, но и оно более принадлежит Богу, Создателю моего тела, чем мне.
Мысли свои понять мне непросто, да я и не пытаюсь знать в себе всё — потому что это невозможно для человека; и никто ведь не знает себя хорошо, а тот, кто обольщается, что знает, — тому не удастся избежать неприятных и неожиданных для себя сюрпризов. Дух же Божий НЕПРЕСТАННО делит внутри меня всё на три взаимопроникающие друг в друга части. Божие, моё и то, что от демонов. Всё это бывает перемешано внутри меня и непредсказуемо, и непостижимо. Катрина хоть и не особо радостная, но скучной её точно не назовёшь. Ежедневно есть масса поводов к тому, чтобы горько посмеяться над самим собой. Так вот и иду по жизни, в малом зрячий, однако по большей части почти совсем слепой. Но боль на молитве за себя и за людей — это мой компас.
. . .
. . .
Если уходит боль о грехах моих, то внутри меня прекращается не только живое молитвенное общение с Богом, но прекращается смысл моего существования на земле.
. . .
. . .
Едва ли что найду более страшное для себя, чем такое время, когда из души моей уходит боль о моих грехах и о моей греховности. Тогда ум мой тотчас становится прытким на мысли, сердце — скорым на чувства и жизнерадостность входит в меня, но если эта экзальтированная жизнерадостность не содержит в себе сокровенной боли, то она — истинно сатанинская…
И никто никому не судья.
.
Страшное состояние ослепления — когда я, престав видеть свои грехи и перестав скорбеть о себе самом, берусь, на основе прочитанного о религии, — судить других.
.
Очень и очень разные состояния: когда я признаю лишь только в уме самого себя грешным и когда всем сердцем болезненно ощущаю себя грешным перед Богом. Различаются они подобно тому, как формальная исповедь и слёзное горькое покаяние могут различаться между собой. Лучшее же для меня — горько болеть о себе самом всегда, именно болезновать о себе самом, по возможности непрерывно. Лучшее для меня — как от огня геенского удаляться от развлечений и от всего того что к моему личному покаянию и к Богу не имеет никакого отношения.
Иосиф Исихаст совершенно верно подметил, что человек должен считать себя глиной и что все доброе в себе (дела милосердия, молитвы, покаянные побуждения) нужно приписывать единому Богу и Его тайному (или же явному) Действию внутри всякой души.
.
Это приходит не сразу и не скоро, нужен НАВЫК просить помощи Божией ежеминутно, потому что настоящая духовная жизнь — она ни одному из людей не по силам, но эта непосильность понимается не сразу, а только лишь после того, как Бог сильными и долговременными искушениями собьёт с души всю её пустоту и горделивую шелуху… И как же трудно мне все дела свои стараться посвящать Господу и только Ему, и при этом искренне и честно считать, что всё доброе делается благостью Божией, а не мной. В противном же случае я могу присвоить итог себе, могу подпитать этим свою гордыню, и так я могу каждый день убивать сам себя духовно.
….
В этом-то и заключается важный духовный секрет: только пока я искренне болею о себе и о своих грехах, есть шанс, что не иду в погибель.
Боль о себе не позволяет мне никого осуждать, но она даёт силу молитв о людях — и чтобы я не вникал в частности ничьей жизни.
Комментарии блокированы во избежание спама