Ямбашский лабиринт (повесть описывает реальные события)
Гордецы приходят к Богу через безумие
Глава первая
Впервые о лабиринте я услышал во время сбора кедровых орехов, когда мне было лет пятнадцать.
Обычным делом на промысловом стане, во время сезонного заработка, возле ночного костра было слышать разные были и небылицы о тех или иных курьезных, и страшных случаях, что случались с людьми: на охоте, на сплаве, о старых временах, про старообрядцев и вообще про все необычное. Когда в тот вечер, казалось, все интересные истории были уже рассказаны и кое-кто, памятуя предстоящий нелегкий рабочий день, отправился спать по шалашам и палаткам; Иван Семёнович, местный старожил из старообрядцев (которого все за глаза почему-то звали «Ваня-Ваня»), мужик, почти никогда не улыбающийся, серьезный, степенный, пользующийся среди моих односельчан заслуженным уважением, припомнил эту историю.
— Слышал я от стариков что за Верхним Ямбашем, в горах, есть пещера где с людьми разные истории случались.
— Я тоже слышал об этом не раз, да только, похоже, выдумки это все. Что на Верхнем Ямбаше делать-то? Места там непроходимые. Даже охотники и те туда не ходят, — ответил ему кто-то.
— И я слышал, — вмешался в разговор третий, — будто там одного геолога с кинокамерой в провал под землю на веревке спускали, а когда подняли, то геолог этот весь поседел как снег и сошел с ума, а на пленке потом, когда проявили, оказалось, какие-то чудовища были сняты.
— Вон Александр Петрович пусть объяснит, — предложил мой отец, — он топограф, образованный человек. Был и на Севере, и на Памире, разное видел. А у нас тут темный народ. Такое могут напридумывать, чего и не было сроду.
— В Бога я не верю и никогда не верил. В том месте, о котором Иван говорит, я не был, но вы знаете? — неторопливо начал свой рассказ Александр Петрович, приехавший на промысел кедрового ореха из Новосибирского академгородка, — был со мной в Эвенкии один случай, который заставил меня задуматься о том, что, очевидно, есть такие места, где может с людьми что-то необычное происходить. Нам надо было обследовать узкую расщелину, к которой местные эвенки даже близко боялись приближаться. Помню еще, как долго они нас отговаривали, чтобы мы туда не ходили, потому что там якобы живёт какой-то их злой предок, и что он может кого-нибудь из нас под землю утащить. Я тогда начальником экспедиции был. Посмеялся я над ними. Взяли мы на следующий день необходимый инструмент для измерений и пошли. Закончили все работы. Ближе к вечеру, я помню, еще пошутил: «Ну вот, у злого духа, наверное, выходной сегодня, никого из нас под землю не утащил…» Собрали инструмент и вернулись в базовый лагерь. На следующий день мне надо было в этой расщелине окончить работу. Там работы было еще часа на два, не больше. Начали собираться. Подошел ко мне один из рабочих (я его давно знал, мы с ним до этого случая уже лет семь как по северам вместе работали) и говорит: «Убей меня на месте, Саша, а я туда больше не пойду». — «Почему?» — спрашиваю. «Видел я его», — говорит. «Кого?» — «Злого духа». Я даже растерялся поначалу. Этот рабочий не из робкого десятка был и тут вдруг отказался идти наотрез. Не стал я тогда его принуждать, взял другого. Закончили там все работы без происшествий и потом, почти сразу же, переехали в другой район. Прошло несколько лет. И вот как-то раз я не выдержал и спросил его о том случае. Кого он там видел? Так ведь сколько лет после этого уже прошло, а у него лицо испуганное стало. Вот он и рассказал. «Мы когда собирались в тот первый день работ из этого ущелья уходить в лагерь, то я там один задержался ненадолго. Теодолит надо было зачехлить как следует и собрать всё. Все вперед ушли. Я собрался, теодолит на плечо забросил и пошел. А потом чувствую, что как будто кто-то мне в спину смотрит. Даже холод по спине пошел. Оборачиваюсь назад, а он стоит метрах в пяти от меня и на меня смотрит». «Кто, — спрашиваю, — смотрит?» — «Не человек это и не зверь, а что-то среднее». Ну и описал мне его. Такое даже в сказке сложно придумать. Ноги как у кабана, руки до земли отвисают, до пояса в шерсти, выше пояса, черная, как у негра, кожа. Морда страшная. Глаза светятся красным светом. На руках когти длинные, такие же, как и сами пальцы, а на голове кривые длинные рога. Рабочий мне рассказал, что когда смотрел этот страшный на него, то он всю свою жизнь от самого начала до конца вспомнил. Как он оттуда живым ушел, как он говорил, он и сам тогда не понял, но больше всего ему запомнился его взгляд. Нечеловеческий это, говорит, взгляд. Люди так глядеть не могут.
Среди слушающих повисло гробовое молчание. Особо впечатляло в этом рассказе то, что рассказал эту удивительную историю атеист, то есть человек откровенно и искренне ни в какие чудеса неверующий, бывалый и образованный.
— Кому другому я точно не поверил бы, — продолжил свой рассказ Александр Петрович, — но с этим рабочим, мы в общей сложности лет пятнадцать вместе проработали. Он был не из тех, кто мог бы соврать. Хороший он был человек, честный.
— Значит, наверное, все же есть что-то такое, чего мы не знаем? — сказал кто-то у костра.
— Наверное, есть что-то неизученное, — ответил Александр Петрович, — может, это в психике человека заложено, а может и действительно есть такие места, где нечистая сила живет или что-то там еще неизвестно. Но про Верхний Ямбаш я впервые слышу. А что про него говорят?
— Прадед мой был в этой пещере и еще двое там были из нашего села, но сейчас уже умерли все, — сказал Иван Семёнович.
— И что?
Возле костра возникла нетерпеливая тишина. Все мужики хорошо знали, если Ваня-Ваня что скажет, то скажет по делу, а если что-либо кому-либо пообещает, всегда исполнит. Все знали его честность. За что Ивана и уважали. За постоянную серьезность.
— Я сам многого не знаю и многого не могу понять. Но одни говорят, что кто побывает там, тот с ума сойдет. Другие говорят, что он сможет стать богатым. От третьих я слышал, что человек там становится очень умным, что ли. Так что потом даже может болезни разные у животных и у людей исцелять. Только вот, один из тех, кто там был, ушел куда-то из села с концами сразу же, как вернулся с Ямбаша, второго нашли в сарае, ровно кто удавил его.
Иван на короткое время замолчал.
— Ну а прадед твой что? — не выдержал кто-то.
— Он потом почти всю жизнь молчал. Никому ничего не говорил, да все больше Богу молился.
— Бабка моя про его прадеда рассказывала, — сказал кто-то из сидевших у костра, — Тимоном его звали, его и в деревне-то кликали Умоленный. Тихий был очень. Не от мира сего человек. Если надо что помочь, всегда помогал, но всё молча. Ни одного слова из него невозможно было вытянуть, так что и жена от него ушла, не выдержала, что он все время молчит.
— О покойниках плохо не говорят, — остановил своего неумеренно говорливого дальнего родственника Иван.
— Да я ничего плохого о нем не сказал, — стал оправдываться говоривший. — Хороший он был мужик. Бабка его часто добрым словом поминала.
Так вот и вошел этот лабиринт в мою жизнь.
Повторно я о нем вспомнил десять лет спустя, когда ко мне домой как-то раз приехали четверо журналистов из Петербурга (тогда еще Ленинграда). Им в то время кто-то деньги хорошие пообещал, если они снимут живого камлающего шамана. Журналистов кто-то направил ко мне, зная, что я почти весь Горный Алтай исходил по горам вдоль и поперек.
Пришлось мне их разочаровать. Слухов о шаманах, во все времена наверное, по Алтаю ходило столь много, что могилу «самого великого шамана» любому желающему, могли бы показать чуть ли не в каждой второй алтайской деревне, но вот практикующих шаманов к началу девяностых (я это точно знал) на Алтае не было ни одного. Был один кайчи где-то в Усть-Коксинском районе, но кайчи не шаман, он только поет, но с бубном он не прыгает.
Киногруппа осталась у меня ночевать. Ночь была длинная. Многое в ту ночь вспомнил и рассказал мне о себе один из их группы (оператор), не остался в долгу и я. Когда же я рассказал ему, про уже почти забывшийся мною Большой Ямбаш, (название место нахождения входа в эту пещеру мною изменено – прим. автора), оператор достал карту и показал мне точные координаты этого места.
— Только на некоторых картах это место указано, но на большинстве карт это место не обозначено.
— Так значит, там действительно производили какие-то киносъемки? — удивился я.
— Возможно. Но попасть в этот удаленное место нелегко. Проводник нужен.
Оператор свернул карту, а я запомнил координаты.
Уже теперь сам не помню точно, по какой прихоти, но я решил сходить к этой пещере один и осмотреть там всё на месте самостоятельно. Помня несколько печальных опытов, когда мои друзья не выдерживали трудностей пути и поворачивали назад, я решил идти туда без спутника. Дорога была нелегкой, что было обычным делом для тех мест. Звериные тропы были короткими, прерывистыми и редко оказывались попутными. То и дело мне приходилось, что называется «в наглую» как медведю, напролом продираться через густой кустарник, росший по крутым склонам ущелья, которое собственно и было моим единственно надежным ориентиром в этих, редко посещаемых человеком глухих местах.
Спустя два дня пути я вышел к нужному месту и как-то, сам себе на удивление быстро, нашел невысокий вход в эту пещеру. У входа, под каменным навесом было старое, едва видимое, много лет назад заросшее травой, костровище. С фонарем я наспех, коротко, обследовал вход. Пещера, вопреки моим предположениям, вела не вниз, а куда-то вверх, в гору, но потом, в большом гроте несколько разных узких ходов расходились в различные стороны.
Время приближалось к вечеру. Перед входом в пещеру я, чтобы избавиться от комаров, расставил старенькую одноместную палатку и лег спать. Ночь прошла спокойно.
Глава вторая
Рано утром, уложив в заплечную сумку заранее приготовленные плотно завернутые в несколько целлофановых пакетов спички, три мотка лески, несколько свечей, суточный запас еды и надев на голову самодельный электрический фонарь, я решил начать изучение пещеры. В гроте остановился перед невольным выбором. Куда идти? В какой проход из четырёх?
Здесь, никак не ожидая этого и ни о чём таком запредельном не загадывая и не думая, я впервые увидел его.
То, что это был кто-то не из нашего мира — с первых же секунд стало ясным для меня как день.
Меня поразила его величина.
Откуда-то сверху, сквозь не знаю каким образом раздвинувшиеся своды каменного потолка, на меня смотрело светло-синее густое, громадное, величиною с небольшую гору, туманно образное облако. Невероятной силы тяжесть навалилась на мои плечи откуда-то сверху.
— Что ты хочешь? — услышал я внутри себя. — Зачем пришел? Что желаешь получить? Если хочешь говорить, говори лишь самое важное. Если скажешь пустое или солжешь, убью.
Никогда прежде ничего подобного слышать и видеть мне не приходилось. В рассказы же «Вани-Вани» я не верил. Считал, что не в этой пещере была причина сумасшествия тех кто приходил сюда, но в чём-то ином.
Я взглянул наверх пещеры, встретившись взглядом с тем, кто столь неожиданно предстал передо мною.
Было что-то невыразимо тяжёлое во взгляде того, кто смотрел на меня. Глаз его я не видел, но без слов чувствовал исходящую от него жёсткую силу и даже зло. Не хотел я говорить с ним, но стоять молча ничего не отвечая не смог. Ноги мои словно приросли к каменному полу. От безысходности…, сказал первое что пришло в голову.
— Кто ты?
— Я Бог.
— Но я не верю в Бога. В школе меня учили что Бога нет.
— Теперь я буду твоим Богом, — не обратив внимания на моё отрицание ответили мне.
Откуда-то сверху опустилась огромная светло синяя рука в том положении как обычно это делают люди когда желают поздороваться.
— Ты будешь мне молиться, а я буду объяснять тебе всё. Идет?
Пожимать руку я не хотел и не стал. Заключать с неизвестными сомнительные договоры я не был расположен.
— Я ничего не понимаю в религии, — ответил я честно.
В пространстве что-то напряглось и, как мне показалось, треснуло.
Только лишь несколько лет спустя я понял, причину почему тому бесу, который являлся заходившим в эту пещеру людям, не понравилась моя простота.
— Что же ты хочешь? — услышал я внутри себя повторный вопрос.
Перед моим взором побежали разного рода соблазны: женщины, деньги, слава.
— Я хочу знаний. Хочу помогать людям.
Страшной силы удар обрушился на мою голову вслед за сказанными мною словами. В глазах потемнело и я упал на камни. Все, что было в руках, выпало, но мне стало совсем не до вещей… Попытался бегом бежать к выходу из пещеры, но ноги не повиновались разуму.
Наполовину не помня себя, насмерть перепуганный, вышел я шатающейся походкой на дневной свет не в силах сообразить что произошло. Был ясный солнечный день, но всё виделось мне как полупрозрачной темной ночью. Горы и все вокруг стало чёрным. Я не понимал, что происходит. Почти совсем ничего вокруг себя не видел. Палатку, стоявшую прямо на выходе из пещеры, я, как ни старался, но не мог её разглядеть, хотя она не могла быть далее чем в двух-трёх метрах от меня. Я искал ее, потому что там были продукты и вещи, но не мог найти. Чудовищной силы головная боль свалила меня на землю.
Я обхватил голову руками, и только лишь тут вспомнил о Боге, бытие Которого до этого времени почти всегда отрицал.
— Господи, что это со мною происходит?!!
Далее, в сознании остались лишь обрывки воспоминаний. Отчётливо помню как пил воду в реке недалеко от пещеры и что очень боялся упасть в шумящие воды, потому что голова сильно кружилась. Было сложно понять где берег, а где вода? Потом всё в моем разуме омрачилось и исчезло. В памяти остались лишь краткие обрывки воспоминаний.
То я видел себя громко плачущим в лесу на местности, в которой я прежде не был.
То вдруг видел себя на полях неподалеку от Горно-Алтайска.
То видел себя идущим по густым зарослям полусозревшей калины (дело происходило в августе и сентябре месяце), руки мои автоматически раздвигали кусты, чтобы кустами не выкололо мне глаза. Потом всё вновь и вновь погружалось в черную непробудную ночь. Как бы то ни было, но мне пришлось повторить путь всех тех, кто легкомысленно испытывал свою судьбу в этой пещере… Я сошел с ума.
Очнулся на квартире у своих лучших друзей лежащим на кровати.
— Как я здесь оказался? — спросил я у жены Анатолия, которую хорошо знал.
— О тебе ничего не было слышно два месяца. Мы потеряли тебя и уже хотели подавать в розыск. А несколько дней назад ты сам пришел из леса, весь худой и оборванный. Где ты был?
— Я ничего не помню.
Двухмесячный промежуток времени выпал у меня из сознания столь надежно, что я до сего дня не могу ничего вспомнить об этом (самом загадочном периоде моей жизни). Совсем почти ничего не помню. Каким замысловатым путем я преодолел около двухсот с лишним километров не то по горам, не то по дорогам и как я вернулся в свой город? Я не знал этого…
Первое, что я, по совету моих друзей, сделал после того, как я откормился у них и у меня появились силы более-менее самостоятельно передвигаться, я пошел в церковь. Разум постепенно возвращался ко мне. После этого случая я начал работать при храме Дмитрия Ростовского в Бийске и из села где прежде жил уехал. Всё стало безразличным…
Кто может знать почему, именно, так Бог привёл меня к Себе?
Только сейчас это понимаю… Ведь я пожелал получить истинное знание. Вот, это знание я и получил… Опытное знание того, что я — никто и ничто, что судьба моя, разум мой, жизнь моя и вообще всё — находится не в моих руках, но в Руках Бога!
На этом моя встреча с необычным не окончилась.
Глава третья
На приходе начал я мало помалу вникать в истины православной веры.
Какие бы-то ни было книги в то время о православии крайне трудно было найти. Не только православных типографий, но даже и духовных семинарий в те годы не только на Алтае, но и по всей России их почти нигде не было. Опытные в вере люди были (старое поколение священников), я встречался с ними, но регулярно общаться, из-за постоянной перегруженности священства на приходе, мне было сложно. Храмов же было в те годы так мало, что кому-то сейчас это может показаться нереальным.
Не только на весь Бийск (с населением в 230 тыс. человек), но и на весь Алтайский край был тогда всего-лишь один-единственный православный храм (Успенский собор).
В храме в котором я начал работать даже и речи не велось о службах. Там внутри, под самые купола, стояли леса с которых ломали штукатурку. А потом, почти месяц, выгребали тонны мусора из под вскрытых изломанных полов. Кровельщики меняли текущую от дождей крышу. Пытались сушить сырые стены. Понятно, что на стройке учить меня правильному отношению к Богу и правильному поведению на молитвах было некому. Думаю, что и Бог с меня этой правильности тогда тоже не требовал. Не у кого было мне этой правильности учиться, поэтому я молился и верил (пусть и неправильно), но так как сам считал для себя приемлемым.
Сейчас немного грустно и смешно вспоминать мне своё неофитское прошлое. Печально представлять себе, с каким пренебрежением ко мне и с каким высокомерием могут читать это правдивое продолжение невесёлой моей повести современные мне (начитанные о православии в интернете) верующие, и уж тем более окончившее духовные семинарии священство…. Что подумает кто о мне? Не останется ли им (начитанным и умным) только что и думать о мне с печалью: «в какой же дремучей прелести был этот необразованный в православии человек»?
Так я и не отрицаю.
Да, я был в духовной прелести.
А что(?) с меня и требовать-то было…, когда и термин-то «духовная прелесть» не только мне, но и большинству окружающих меня в те годы людей был не то что неясен, но даже и неизвестен! Но…, что было, то было. Общеизвестно ведь, что неофиты почти всегда бывают слегка (а кто-то и не слегка) не в себе. Вот на таком (конечно же весьма и весьма гордом) эмоциональном подъёме стал я, в безумии своём, просить Бога:
— Хочу, чтобы рядом со мной был Ангел Божий. Чтобы он всё мне объяснял.
— Проблемы у тебя будут с Ангелом, — ответил мне Господь.
— Почему?
— Многое что он скажет, тебе не понравится…
— Но ведь Ангел-то будет Святой?!
— Ангел будет Свят, но тебе с ним будет нелегко.
— Почему?
— Слышать Ангела сложно. Людям нравится жить как попроще. И самое важное — это твоя ответственность.
— Какая ответственность? — не сразу понял я.
— Слова Ангела надо исполнять. Сможешь ли ты это?
— Не знаю даже…
— Требования Ангела могут показаться странными.
— Например?
— Он запретит тебе радоваться всему тому, чему ты привык радоваться раньше.
— Это обязательно?
— Без этого условия не увидишь Ангела.
— Ладно, — согласился я, — семь бед — один ответ.
В этот момент из меня ушла некая таинственная сила. Увидел я пред собою Святого Ангела, который сказал мне:
— Вот. Отнята у тебя теперь способность радоваться всему земному. Не жалеешь ли ты об этом?
Не выдержала моя душа… Упал я на колени перед Ангелом-Хранителем моим и, как безумный, начал рассматривать и целовать душою края одежды его…
— Глядя на одежды твои, не жалею что все радости земли отняты у меня. А глядя на лицо твоё делаюсь как безумный и готов забыть не только все земные радости, но даже и себя самого!
Вокруг меня изменился физический мир и вместо мира земного я (впервые тогда!) стал более видеть мир духовный, не земной.
— Пойдем, — сказал Ангел, — нам нельзя стоять здесь, но надо идти к выходу из лабиринта твоей жизни.
Мы направились по направлению к какому-то тёмному месту.
— А как выглядит выход? — поинтересовался я
— Это твоя смерть. Смерть твоего тела.
— Бррррр… — поежился я.
— Если будешь стараться исполнять что я буду говорить тебе, сам увидишь, как сильно будет радоваться душа твоя приближению твоей смерти.
— Не Господь ли велел тебе отнять у меня мои земные радости?
— Это не будет земная радость, но радость Небесная.
Засмотревшись на красоту одежд Ангела я забыл обо всем на свете…
— Не отвлекайся, — услышал я мягкий строгий голос, — силы души твоей не трать на то, чтобы смотреть на меня.
— А на что смотреть? — спросил я.
— Смотри вперёд.
С этими словами Ангела мы вошли в какое-то тёмное помещение.
Там я увидел себя самого, но как бы не живого, а нарисованного. Внутри моего тела вместо сердца, легких и всего прочего стоял престол Божий, рядом — несколько престолов поменьше, а в самом низу, у ног, была отверста адская пропасть.
Я заглянул в пропасть.
— Страшно.
— Там будешь, — сказал мне Ангел мой, — если будешь невнимателен.
— Мрачновато здесь, — поежился я, — долго ли мы здесь будем?
— Не задавай лишних вопросов, а слушай.
Глава четвёртая
— Мрак души не покидает здесь никого из тех кто не умирает для своего прошлого.
— Это нелегко, — со вздохом, внимательно оглядев окружающую нас тьму, ответил я Ангелу.
— Лишь поначалу не опираться на своё прошлое всякому человеку бывает нелегко, но потом это станет естественным. Призывай имя Бога. Бог поможет тебе не надеяться на твой гордый разум. У Бога много имен. Истинные Его имена не произносимы словом, но звучат по иному. Здесь (в этой комнате где был как бы нарисован я) ты должен научиться говорить на этом ином языке, на языке Бога. Вот, слышишь ли имя Бога, которое я говорю тебе здесь сейчас?
— Слышу. Его имя невыразимо земными словами. Нечто похожее на: «Родитель Нерушимого Покоя».
— Имена людей, Святых, Бога и имена Ангелов, также и имена демонов звучат здесь (в духовном мире) совсем иначе, чем в тех местах, в которых ты жил прежде (то есть, пребывал умом в плотском \гордом\ своём мудровании). Лучшая молитва та которая вливается в Покой Бога.
— Что могу сделать я, чтобы влиться в Его Покой?
— Ничего не сможешь. Только Сам Бог может приблизить тебя к Себе.
— Но Господь сказал, что я должен что-то исполнять.
— Не исполнять, а стремиться исполнять непрерывно.
— Так что же?
— Заповеди Евангелия. Особенно память о Боге и о нищете духа.
— Понимание и исполнение заповедей здесь (в духовном мире) совсем другое, чем всё то как я это осознавал ранее, — ответил я Ангелу. — Всё то, что для меня становится здесь ясным, невозможно выразить словами.
— Здесь мы не случайно. Это место создано Богом для начала обучения твоей души.
— Странно чувствую я себя, — задумался я. — Вот, хотел бы сейчас сказать тебе: «Как хорошо нам здесь быть, давай сделаем две кущи…» — но не могу здесь не только сказать это, не в силах даже помыслить об этом.
— Мысли оформленные в земные слова не могут быть негордыми. Словами и мыслями заключёнными в земные слова люди пытаются «нарушить» Ненарушимый Покой Божий, который не принимает к себе НИКОГО из гордых. Поэтому здесь (в преддверии Божиего мира) невозможны земные слова. Здесь все иное. Научись слышать и исполнять свои молитвы о всех тех, которых ты знаешь и любишь на земле, Духом Бога, но не голосом своей несмиренной души. Поначалу тебе будет это нелегко делать. Ведь и дети не сразу могут ходить, но учатся помаленьку. Так и ты…, мало-помалу учись новому для тебя языку сердца, языку не нуждающемуся в словах и в мыслях оформленных в земные слова. Если ты сможешь не мешать всему тому, что Бог Сам делает внутри твоих чувств и мыслей, тогда, со временем, обучив душу свою, не найдёшь на земле человека умиротворённее и счастливее себя.
«Нелегкое для меня задание дал ты мне, Ангел мой» — подумал я про себя и спросил.
— Сколько времени мы уже здесь?
— Здесь другое время. Вечность здесь может длиться секунду на земле, а годы на земле здесь могут пролетать как мгновения. Здесь мы уже восемь лет. Произнеси в душе своей земное имя Иисуса Христа.
Я произнес и исполнился Священного Ужаса.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного…!!!»
Каждое слово отразилось во мне с совершенно новой, ранее не знакомой мне, силой и живостью.
— Вот в чем начало твоей жизни в следующих комнатах лабиринта твоей жизни. Если ты проведешь оставшиеся, отмеренные тебе Богом, годы в покаянии перед Ним, если проведёшь их в уединении сердца и в непрерывной молитве, то произнесенное тобою земное имя любого из Святых или имя земного человека будет Духом Божиим мгновенно соединять тебя с любым существом, хоть на Небе, хоть на земле, хоть в преисподней, в единое целое.
— Великой силы дар, — ответил я.
Сложно это объяснить, но время перестало существовать для меня, не стало рядом со мною и Ангела моего. Потом опять, спустя какое-то время, он пришел. Одежды его были столь ослепительно белыми, что я не сразу мог узнать его. Красота его одежд несказанно умножилась, но сознание моё (за те восемь лет что я чувствовал его рядом с собой) привыкло к красоте Ангельских одежд, которые уже не отвлекали ум мой от Богомыслия как прежде, потому что в каждой тончайшей молнии одежды моего Ангела я видел славу Божию и Действия Самого Бога. Подобное зрение не только невозможно описать земными словами, но невозможно даже и понять земными чувствами, потому как там ( в ином мире) все по-иному чувствуется, по-иному понимается, по-иному воспринимается, по-иному мыслится, по-иному произносится внутри себя.
«По какому празднику такие одежды?» — умом спросил я у моего Ангела. Это не было дерзостью с моей стороны, ведь Ангелы подобны детям, они крайне просты в обращении и чрезмерный этикет на Небе (как это оказалось) не бывает у Ангелов в чести.
«Нет праздника, брат мой. Я всегда хожу в этих одеждах. Никогда не меняю их. Меняешься ты, а не мои одежды. Сейчас нам предстоит перейти в следующую комнату лабиринта твоей судьбы» — услышал я мысли Ангела моего. «Там ты проведешь немного времени. В ней откроются тебе Суды Бога о человеке. Все кого мы приводим туда должны уметь молчать, потому что Суды Бога — тайна.
«Увижу там, скорее всего, многое из того о чём раньше не подозревал и даже не задумывался» — подумал я.
Глава пятая
«Легких путей к Богу нет. Он у каждого свой. Кому-то надо больше делать дела милосердия. Кому-то важно простить обидевших. Кто-то обязан в терпении {чаще} молиться {о многих} с болью в сердце» — услышал я мысли Ангела моего.
— Как я узнаю свой путь если он тайна Божия? — спросил я.
— Узнать всё человек может лишь по смерти своей, здесь же, лишь отчасти. Если путь нетрудный, это не твой путь. Если на твоем пути не написано «терпение и еще раз терпение» — дьявол обязательно обманет тебя.
— Как?
— Нетерпеливым легко внушить что они без греха, что им не нужен пожизненный болезненный труд над собой.
— Смысл в труде?
— Смысл в непрерывном изменении себя. В приближении к Богу.
— Как жаль, — сказал я Ангелу, что люди не могут видеть Ангельскую красоту. Лишь рядом с тобою, Ангел мой, душа моя бывает столь удивительно спокойна. Рядом с тобой, Ангел мой, душа моя чувствует Безмолвие Бога и не желает видеть тех видений, которые не от Него. Потом… — я немного замешкался и взглянул прямо в глаза Ангелу, — я не могу не любить тебя. Вижу в тебе великую Божию тишину. Рядом с тобою мне не нужны книги, но душа более всего желает плакать о грехах моих и молчать умом… Если бы мир мог видеть Ангелов — никто бы не грешил. Весь мир наполнился бы милостью и молитвой. Когда ты рядом, я узнаю что Бог это Царь Покоя. Как научиться человеку видеть рядом с собой Ангелов?
— Душа должна умереть для всех своих прошлых чувств и отказаться от былых надежд, мечтаний, от прошлого мышления. Она должна научиться мыслить не словами, но сердцем и понять свою полную зависимость от Бога. Душа должна научиться непрестанно молиться Богу, очень-очень ХОРОШО осознавая что ни в ком нет ничего личного {своего} полезного, но всё хорошее лишь от Бога даётся людям на время. Потом, это (дарованное Богом) хорошее или отнимается навечно или умножается.
— Э… — грустно сказал я Ангелу, — людям, большинству, и одну минуту в день о Боге вспомнить бывает некогда из-за погружённости в суету.
— Мы задерживаемся здесь слишком долго, — сказал мне Ангел. — Нам надо идти дальше.
— Мне так спокойно рядом с тобою, — ответил я. — Идти никуда не хочется.
— Держись крепче за руку мою, — ответил он, — нам предстоит небезопасный путь для несмиренного ума.
— Что такое смиренный ум?
— Смиренный ум — это ум не человеческий, но Божий.
Ангел взял меня за руку и мы стали подниматься выше, и выше. Поднимались до тех пор, пока вокруг меня совсем всё не исчезло. Не было вокруг меня ни одного предмета, как-либо напоминающего мне что-либо из очертаний земли. Не слышал я и звуков напоминающих звуки земные. Не было тут совсем ничего, что могло бы отвлечь мой ум от безмолвного созерцания Невидимого Божества.
— Тут все иное, — я не услышал в уме слов сказанных Ангелом, но во мне отразился их смысл, — смысл не нуждается в словах, а истинная красота не нуждается в форме.
— Так, Брат мой, — мысленно отвечал я Ангелу своему, — вот, я вижу Бога, намного более ясно, чем когда-либо прежде, и дух мой не может читать здесь молитв, хотя память помнит земные имена Бога ясно.
— Здесь ничто не произносится на земном языке.
— Думаю, что лучше этого места нет нигде…
— Бог бесконечен, селения Его бесчисленны. Ты не видел пока еще почти ничего.
— Почему я не могу здесь улыбаться? — спросил я смыслом Ангела моего.
— Здесь место Божественного покоя. Ничто земное не может войти сюда. Разве не знаешь ты, что никакие земные чувства здесь не принимает Бог? Земным чувствам Бог внимает не здесь.
— Что же это за место?
— Это место раскрытия Божественных тайн.
— Ну вот! Дальше идти я уже не могу, — ответил я Ангелу, — от обилия Света окружающего меня здесь, тело мое ослабело.
— Тот кто находится здесь, не борется уже с демонами. Здесь Господь Невидимый и от века никогда никто не слышал здесь демонских внушений. Дьявол не может это место видеть, и все то, что здесь происходит, не может быть известно ему.
— Голова сильно болит, — смыслом пожаловался я Ангелу.
— Здесь место покоя, но не то место, где можно покинуть земной Крест. Пока ты жив, ты должен пребывать в скорби. Только скорбь может удержать твою душу в этом месте. Для того чтобы ты мог остаться здесь ты должен быть терпеливым.
— Ангел мой, — я поцеловал душой дела рук Ангела моего, — как мне благодарить тебя за то что Бог открыл мне через тебя?
— Исполняй то что я говорил тебе. Это будет лучшей благодарностью мне, — услышал я внутри себя ответ Ангела.
Комментарии блокированы во избежание спама