Глава четвёртая. Почти четыре года в горах
25 марта 98 год
«Последний день уединения. Завтра — вниз. Что дали мне годы в заповеднике и возле него? Около четырёх лет — небольшой срок, но всё же. Это как ступень для меня. Важная ступень. Жизнь в обществе опьяняет душу, но это опьянение не чувствуешь, пока находишься среди людей. Среди людей душа атакуется почти непрерывным наплывом раздражителей, и делается душа моя нечувствительной от того что вижу рядом с собой вроде бы неплохих людей, но далёких от непрестанного покаяния. В ум закрадывается мысль о безопасности жизни без молитвы. Это происходит неосознанно, после чего я сам начинаю себя вести беззаботно.
Уединение же выколачивает из души пыль забвения о Боге. В уединении выявляется многое лишнее, потому что нет рядом тех, кто отвлекал бы душу от покаяния. Главное, услышать внутри себя призыв Бога любить Его всем помышлением, то есть всякую минуту. И тут начинается самое интересное.
Душа открывает для себя прежде неведомый ей мир духовных ощущений, и так она понемногу сходит с ума. Перестаёт думать и чувствовать как прежде. Появляется вкус к молитве. Начинаешь понимать, что молитву нельзя прерывать даже на минуту. Душа ведь быстро остывает к Богу. Разбудить вкус к молитве в себе самом трудно, а вот потерять молитву можно за полчаса мечтаний о чём попало».
Запись в этот же день
«С точки зрения человека, живущего в обществе, я буду выглядеть как дурачок. Кто бы знал, что одно из наиболее высших наслаждений для души, — это чтение молитв. Такая широта и радость внутри открываются, когда прочтешь внутри себя раз двадцать-тридцать молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Пока не прошли эти годы в уединении, я не относился к молитвам так. А здесь почувствовал, что за каждым словом молитвы есть явная сила, и эта сила действует как на чувства и мысли, так и на тело. Действует очень сильно.
Уста сжимаются, и не хочется ни о чём говорить. Уста сжимает благодать. Спускаешься вниз, и на исповеди бывает, что очень трудно сказать первые несколько слов, потому что благодать делает немыми уста. Душа научилась чувствовать время. Душа меняется так медленно, а время летит так быстро.
Жизнь в безмолвии — это жизнь в непрестанном страхе остаться неготовым для перехода к смерти. Пока жил внизу, не было такого страха. Жизнь казалась безопасной, а в безмолвии душа обучилась страдать от своей неготовности встретить Бога как должно.
Научился я в безмолвии не ценить слова. Слова — ничто. Разве слова молитв нужны человеку? Лучше читать молитвы более простые, чем длинные, но часто их читать. Дай Бог, вернувшись в общество, не утратить страха за свою неготовность перед Богом. Дай Бог никем из людей не очаровываться, как прежде, и самому никого не очаровывать. Душа должна быть очарована Богом, потому что Бог — всё для души.
Ещё что важное открыли для меня эти годы здесь. Оказывается, когда постоянно молишься, благодать начинает очень сильно действовать на тело, и это важно. Тело горит от молитв. Такое чувство, что горишь на огне, и насквозь тебя продувает ветер. Когда ослабеваешь в молитвах или размечтаешься, этот ветер уходит. Не нужна духовная какая-то мудрость даже. Как ушёл ветер благодати, значит, что-то уже идёт не так. Надо искать причину, почему благодать ушла. Ведь благодать любит постоянство, и она постоянна, не то, что человек. Знаю, что будет трудно внизу, но выбора у меня нет. Все обстоятельства склоняются к тому, что надо уходить с гор. Раньше любил горы, а теперь стал равнодушен к ним. Темнота и молитвы дают мне больше, чем любой из видов на горы».
В этот же день
«Грустно. Ухожу. Очень грустно. Годы, прошедшие здесь, были лучшими в жизни. Хотя некоторые месяцы было очень тяжело. Особенно, когда мучили бесы по ночам».
В этот же день
«Только бы, спустившись вниз, не начать прежнюю жизнь. Не вернуться к старой рассеянности в молитвах, не начать оправдывать время, проведённое без памяти о Боге».
Глава пятая. Молчащий разум
7 апреля 98 год
«Отец Александр (имя изменено) учил, что правильное молчание ума не может человек сам в себе образовать, но оно рождается от молитвы и от благодати нищеты духа. Ещё говорил, что правильное безмолвие — это не отдых, но возможность встретиться со святыми и с Богом внутри себя. Говорил, что нищета духа приводит не к полному молчанию мыслей, хотя бывает и молчание, но к такому напряжению внутренней жизни, что душа становится другой. Должны поменяться все ценности у души. Должно смениться отношение ко всему, и потом появится возможность беседовать с Богом и со святыми лицом к лицу. Интересно, доживу ли я до его состояний, чтобы — лицом к лицу?»
5 июня 98 год
«Когда вернулся в село, стал замечать, что мне не о чём говорить с людьми. Смотришь на человека, а дух молчит. И так стало происходить всегда. Молчу второй месяц. Похоже, так это будет и дальше. Ум молчит, и мысли молчат. При взгляде на людей не чувствую совсем ничего. Чувства тоже молчат. Хочется лишь молиться за всех и ничего не говорить никому. Раньше был разговорчив. Меня интересовали события и люди, а сейчас интересует лишь страх согрешить словами или мыслями. Слава Богу, что ум мой стал молчаливым. Не хочется вникать ни во что. Пусть люди живут, как сами считают правильным, а у меня есть свой мир. Не хочется его терять. А с людьми стоит лишь хоть немного сблизиться, и мир уходит из души».
В этот же день
«Покаянная молитва сама располагает к молчанию ум. Раньше тянуло к людям, было интересно, кто о чём думает, а сейчас стал чувствовать острую боль одиночества, когда попадаю в общество. Душа начинает болеть. Лишь когда остаюсь один, чувство одиночества уходит. Появляется молитва и становится радостно одному. Так же, как и в уединении, по-прежнему сильно болит грудь. Думал, когда спущусь вниз, молитвенные боли ослабнут или же прекратятся, но напрасно я надеялся на это. От молитвы и здесь чувствую большую слабость».
15 июня 98 год
«Если не выходить из дома, можно и здесь чувствовать себя почти так же, как в горах. Впрочем, здесь тоже горы, но село, и слышится звук проходящих мимо машин. Очень отвлекает и раздражает, особенно ночью».
Запись без даты
«Никогда не думал, что лишь в молчании начинаешь яснее видеть природу каждого своего помысла. По-видимому, сложного ничего нет в мыслях человека, но чувствую большую боль при каждой мысли и чувстве о чём-либо. Это боль падения Адамова.
Отец Александр говорил, что Адамов плач очень трудно носить в себе, что он разрывает и душу, и тело болью. Говорил, что эта боль о своём грехе, она всегда должна быть. Говорил, что если нет боли о грехе своём, тогда уже не будет и молитвы настоящей, не будет и правды. Говорил, что боль о себе — это и есть единственная правда, и другой правды в душе нет и не должно быть, и не может быть. Но я не думал, что с этой болью так трудно будет жить. О внутренней боли отец Александр говорил чаще всего. Он её ставил во главу угла всего. Думаю, он был прав. Самостоятельно до этой мысли я бы никогда не дошёл. Нужна была подсказка. Слава Богу, что была эта подсказка. Сейчас вот думаю: в каком Раю я чувствовал себя рядом с отцом Александром, но не подозревал, какой болью мой этот Рай рядом с ним давался ему самому…
Молитвенная боль — одна из самых сильных болей в этом мире. Именно молитвенная боль делает таким спокойным мой разум, и, кажется, вижу Небо. Не вижу никаких видений, но ясно чувствую Жизнь Бога где-то в себе, вокруг себя. Так жить очень трудно. А впереди жизнь. Долго ли ещё проживу? Немного становится смешно. Хожу среди людей как дурак. Ни одной мысли в голове, есть лишь одна молитва. Хожу как труп среди трупов. Иногда приходится разговаривать, но разговоры усиливают боль. По возможности, лучше не ходить никуда и ни с кем не говорить ни о чём».
Глава шестая. Ангелы в миру
20 июля 98 года
«Сегодня опять приходил Ангел-Хранитель.
— Чем заняты в миру ангелы среди людей? — спрашивал я его.
— Всё вращается вокруг заповедей Евангелия, — ответил он. — Они как ось. Мы делаем всё, чтобы человек полюбил Бога всем сердцем и всеми мыслями, а падшие создают в человеке очарование чем угодно, но только бы у человека не оставалось ни минуты времени для разговора с Богом. А если падшие видят, что кто-то интересуется верой, они очаровывают его ум ложными внушениями о Боге и делают подмену. Человек начинает думать, что он хорошо знает Писание и Бога, и возникает в человеке убеждение, что всё у него хорошо.
— А что делают Ангелы святые? — спросил я.
— А то ты не знаешь? — ответил мне Ангел-Хранитель. — Мы помогаем человеку в терпении. Бог — Тайна, и тот, кому мы помогаем, всегда помнит о том, что Бог — Тайна. Все, кому мы помогаем, никогда не бывают уверены в себе, что знают веру.
— Почему это так? Почему нет прямой уверенности и нет знаний? Ведь есть же догматы? Их же нельзя менять и как-то иначе толковать?» — спросил я.
— Догматы неизменны, — ответил мне Ангел. — Но нет у Бога ни одного свойства, которое было бы постижимо для человека или для Ангела. О Боге нельзя рассуждать. Ради Него надо терпеть, с верою, то, что не понимает ум. Для человека терпение — это всё. Знания о вере важны, но терпение важнее, и важно, чтобы человек не выстраивал свои отношения с Богом от себя. Даже из нас, Ангелов, никто не выстраивает отношения с Богом от себя. Тем более людям это не нужно делать.
— Почему? — спросил я. — Чем так опасны отношения с Богом, если они строятся от самого человека?
— Когда человек предлагает Богу что-либо от себя, этим он пытается навязывать Богу несовершенное, — ответил Ангел. — Правильно же, чтобы Бог вошёл в человека и внутри его Сам начал Решать всё. Только Бог Сам с Собой правильно может уладить всё. И в нас, Ангелах, Бог Сам улаживает Сам с Собой всё. Только ради этого пришёл Иисус Христос, чтобы соединить Природу Отца Небесного с природой человека, только ради этого. Но падшие духи делают всё, чтобы человек не принимал с Богом правильных отношений. Они подталкивают людей строить с Богом отношения от себя, смешиваются в человеке с его молитвами, с его покаянием, с его мышлением.
Тут я очень удивился тому, что услышал:
— Неужели? Неужели падшие ангелы «помогают» каяться человеку на исповеди? Разве такое может быть?
— Да, — ответил мне Ангел-Хранитель. — Знай, что ни одной исповеди в грехах не происходит в человеке, чтобы дьявол при этом не примешивался к чувствам и мыслям человека.
— Значит и в моих исповедях тоже присутствовал сатана?
— Да, присутствовал. Так всегда было и так всегда будет, покуда ты будешь в теле. Дьявол будет стремиться смешиваться со всеми твоими чувствами, мыслями и озарениями. Чем яснее ты будешь видеть внутри себя что-либо, тем скорее впадёшь в ложь. А мы не так показываем человеку его мысли. Мы показываем человеку, сколько в нём нечувствия, сколько гордыни, сколько самолюбования, сколько незнания в нём о Боге. Когда мы приближаемся к разуму человека, тогда он всё более и более видит в себе самом недостатков, тьмы, ошибок, неведения, и человек в терпении смотрит на Бога, как из ада своей души. И мы помогаем человеку видеть ад внутри себя, помнить о нём. Помогаем видеть, что спасает, очищает, показывает грех человеку не его ум, но благодать Божия.
Я долго сидел задумавшись. Не знал, что ответить Ангелу. Про себя подумал: «Я всё время ведь был убеждён, что если встретит человек Ангел-Хранителя своего, то он очистится и будет знать хорошо веру и молитву. А на деле всё наоборот».
Чем ближе к Богу, тем всё больше и больше видеть начинаю своё неведение, свою немощь, свои ошибки и всё больше и больше боли в сердце. Всё больше и больше досаждаю себе, что заповеди я исполняю так плохо. Всё больше и больше вижу в себе такую принадлежность к аду, что это не высказать. Такое чувство, что нахожусь в аду, и от этого усиливается молитвенная боль. Она разрывает мне голову на части и очень болит сердце в том месте, где читаю имя Божие. И в то же время чувствую, как Свет Божий очищает меня по мере той боли, что несу в себе. Но очищает не полностью, а так, что я чувствую, что полностью очищен я быть не могу. Ангел же сказал мне тогда о том же, о чём он мне говорил и раньше:
— Знай, в ту минуту, когда ты перестаёшь видеть в себе самом ад, ты начинаешь жить ложной жизнью. Ад в тебе показываю тебе я. Без меня ты не сможешь видеть ад в себе и перестанешь чувствовать боль, а боль спасительна. Спасительна только боль. Всё в человеке подсудно перед Богом. Но когда человек терпит боль ради веры, он очищается этим. Терпи, зная, что награда будет только за терпение, а без терпения не будет никому награды.
— Совсем никому? — спросил я.
— Совсем никому и даже не надейся, — ответил мой Ангел.
Эта запись, когда я её делал, почти двадцать лет назад, была для меня в тот день шоком. Слова Ангела-Хранителя моего в тот день ПЕРЕОРИЕНТИРОВАЛИ моё мышление на 180 градусов. Мне пришлось поверить ему в том, что очищение человека происходит совсем не так, как я думал прежде. Что очищение души — это НЕПРЕРЫВНЫЙ процесс в человеке, и оно происходит ТОЛЬКО тогда, когда человек с болью ЧУВСТВУЕТ и видит с помощью Ангела-Хранителя своего свою личную принадлежность общечеловеческому греху. Я понял, что истинное спасение свершается только тогда, когда душа чувствует в себе опасность и боль греха, когда душа несёт в себе эту боль, не отрекается нести в себе самой НЕПРЕРЫВНУЮ скорбь греха {до самого последнего своего земного вздоха}, как и Господь в Своей Природе не отрекся нести боль за грехи всех.
Этот день, 20 июля 98 года, был одним из знаковых для меня. А на следующий день, 21 июля 98 года, у меня также стояла большая, самая большая из всех когда-либо сделанных мной записей о том, как правильно надо призывать имена Бога внутри себя, имена Ангелов и как правильно обращаться к Святым. Это тоже был знаковый день для меня, и мне пришлось сменить свои прежние ошибочные представления о правильной молитве на иное представление. Об этом — в следующей главе.
Глава седьмая. Безумный среди безумных
Запись от 21 июля 98 года (откорректирована, дополнена и исправлена в 2017 году)
«В 12-ти километрах от избушки, где я жил, была ещё одна избушка, ближайшая ко мне. Она была значительно лучше моей, ближе к Улагану, и я мог бы жить в ней. Но она была просторная, её было сложнее натопить, много уходило дров, поэтому я не жил в ней.
Как-то раз бесы меня принудили идти к ней ночью, дав понять, что не дадут мне уснуть там, где я жил, но якобы высплюсь лишь тогда, когда уйду в другую избушку. Я пришёл туда, но бесы меня заставили идти назад.
Я вернулся.
Они же опять меня погнали в ту избушку, из которой ушёл, а потом назад. Вернулся еле живой.
Пятьдесят километров гоняли меня бесы так, что и ночь прошла уже. А когда, обессиленный, лег у себя, потому что никуда уже не смог бы идти, то мне привиделось, что я пилю дрова одноручной пилой. И я дергал руками туда-сюда как помешанный, уже не осознавая, то ли это сон, то ли вправду пилю дрова. Очень было мне трудно в тот день всё это переносить.
Так вот мучили меня бесы за грехи мои.
Я очень страдал, но время от времени не мог остановиться ни от ходьбы, ни от того, что дергались руки. Руки потом около полугода то и дело дёргались во сне. Так это всё продолжалось. То не мог, чтобы куда-то не идти, то, как засну, начинаю видеть всякие мучающие меня видения или «пилил дрова». Иногда видел себя в городских комнатах, хотя вокруг были горы. Я не мог отличить видение от реальной жизни, такую брали демоны власть надо мной по попущению Бога.
Очень было трудно это всё переносить мне.
Ушёл бы я тогда в село, это был первый год моих молитв, но я знал, что это не поможет уже. Уйди я в село, в селе все эти мучения никак бы не ослабли, но стало бы только хуже. После причастия мне становилось легче дня на три-четыре, а потом всё начиналось по новой. Вот тогда-то я и задумался: а правильно ли я молюсь?
Вот что ещё заставило меня много думать о том, правильно ли я молюсь. Я ведь тогда почти непрерывно читал восьмисловную молитву Иисусову: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Прочитав у Серафима Саровского, что надо нажимать на слово «грешного» особо, я нажимал на это слово вниманием. Но духовного разума не было у меня, и я не понимал тогда, что и грешником особым себя считать можно, будучи движимым гордостью, а не смирением.
Не знал я и того, что смирение, настоящее смирение — это даже и не свойство души человека, но Действие благодати Бога в человеке. Не понимал глубокой природы обольщения в самом себе.
Так вот, стал я замечать, что после каждого причастия Тела и Крови Иисуса Христа, почти сутки, не мог я читать Иисусову молитву. Молитву как обрезало!
И я не мог понять, в чём было дело.
Причастие не должно ли было помогать молитве читаться лучше и чаще?
Должно было, а получалось наоборот. Тогда, три года назад, некого было спросить причину того, что молитва исчезала после исповеди и Причастия. У исповедующего священника спросил один раз, почему всегда уходит у меня молитва Иисусова после Причащения. Он ответил, что не может сказать, почему это так.
Вот и задал я тот же вопрос сегодня Ангелу, когда он пришел.
Его ответ поразил меня!»
КАК НАДО ПРАВИЛЬНО ОБРАЩАТЬСЯ К БОГУ И СВЯТЫМ или НЕВИДИМЫЕ ИМЕНА СВЯТЫХ
«— Когда кто из людей обращается к Богу или к кому из святых, то его молитва входит в тело того, кого просят, и тут бывает только так. Бог и святые принимают внутрь себя лишь те молитвы, что сродни их духу, а всё чуждое остаётся вне их и не исполняется. Когда ты причащался, то в тебя входил Господь, и на некоторое время, за веру в Таинство, Бог вытеснял из тебя того гордого беса, что читал в тебе молитву Иисусову. Вот почему потом ты не мог эту молитву читать раз за разом, как прежде, — объяснил мне Ангел.
Я был в крайнем изумлении от того, что услышал:
— Как такое может быть, чтобы бес внутри меня читал покаянную молитву Иисусу Христу, нажимая на слово «грешного»? — спросил я Ангела.
— А ты не знаешь разве, — ответил он мне, — как сатана увлёк за собой всех тех ангелов, что послушали его? Он смешался с внушениями Божиими внутри их духа и так обманул их. Так же делает он и теперь: смешивается с мыслями людей, искажает внутри мыслей человека всё правильное и так губит многих.
— Как же тогда правильно молиться? — спросил я.
— Надо принять внутрь себя природу святых. Тебе надо стать, как они, стать похожими на них в Духе Божием, только тогда твои молитвы не будут раздражать ни святых, ни Ангелов, ни Бога.
— Но как стать похожим на Бога? — спросил я.
— Сам ты не сможешь это сделать, и никто не сможет, но Бог может сделать.
— Как? — ещё раз спросил я.
— Ты должен внимательно следить за тем, какой ты получаешь ответ во время твоих молитв. Если во время твоего прошения в тебя будет входить Сила и Покой святого или же Бога, тогда ты молишься правильно. А если, молясь, ты ничего не чувствуешь в ответ, то твоя молитва пустая. Ответ ты должен слышать сразу же. Тогда, когда просишь. Этот ответ — Жизнь Духа. Если она есть в тебе, это невозможно не почувствовать. Душа твоя будет радоваться, потому что там, где Бог, там ВСЕГДА есть и Радость. Невозможно, правильно молясь, не радоваться человеку.
— Мне трудно это понять, — сказал я.
— Знаю, что трудно, но сам посуди: как можно верить в Бога, если Он или кто из святых не отвечает тебе сразу же, прямо во время твоей молитвы? Если ответа нет, это знак от Бога, что тебе нужно измениться. Нужно поискать причину, почему не слышит тебя Бог, почему не отвечает…
Да простит меня Господь, но мне было обидно слышать это от Ангела-Хранителя моего, и я с горечью тогда спросил его:
— А почему раньше ты не сказал мне это? Почему раньше я не искал ответ от Бога в Его Покое, но ждал каких-то особых голосов, видений и чудес?
— Вот потому и не мог видеть ты меня, что ты ждал видений и голосов, а сейчас не ждёшь и даже понимаешь, что можно получить ответ у любого из святых без голосов, но в чувстве. Голоса не нужны. А в то время, когда ты мучился, не зная причины, почему молчит Бог, ты всё время хотел стать первым мастером. Всё время хотел всех учить. Всех направлять не туда, куда Господь смотрит, а туда, куда ты думал, что будет правильнее. Всё потому, что ты начитался книг, но смирить свой ум не знал как и не умел. Помни что Бог всегда будет смотреть не туда, куда смотришь ты. Ужели ты так до сих пор не понял этого? Перед Богом можно быть, только смирив свой ум, сердце и чувства, только с покаянием, только понимая, как глубоко ты болен грехом.
Тогда в моём сознании прошли все те мои чувства, когда я искал своего перед Богом. А ведь действительно. Я был искренним, я искал, по-видимому, пользу душе и себе и другим, но искал сам в себе, там, где думал видеть истину и правду. А Правда Божия, как и сказал Ангел-Хранитель мой, она ВСЕГДА будет другая Правда, ВСЕГДА не там, где буду видеть её я. А если я хочу видеть Правду Божию там же, где видит её и Сам Бог, тогда мне надо не иметь внутри себя личных правильных представлений о правде. Мне нужно было упразднить себя. Так тогда я думал и спросил Ангела:
— А в чём Правда Божия? Как лучше узнать её?
— Правда Божия в том, что Он не спросит ни с кого то, что Сам не захочет спросить, и так оправдать может всякого человека. Но как Он оправдывает кого, об этом лучше тебе не думать. Бог и без тебя решит всё Сам. Ты же ищи Его Милость. Милостью Его всё Небо живёт, Милостью, но не справедливостью, как ты можешь об этом думать. Бог — это Милость, и Милость Его — это и есть невидимые имена святых. Вот почему святые слышат грешных людей, по Милости Его, но Бог не принимает себе молитв тех, кто сам хочет быть милостью.
— Что значит самому хотеть быть милостью? — спросил я, удивившись словам Ангела.
— Это когда кто сам хочет быть правильным, это когда кто приписывает самому себе нечто правильное и доброе, не смирив при этом свои чувства и ум. Смирение же — это Божий дар. Смирение очень и очень не скоро правильно понимается человеком. Но падшие духи смешиваются с мыслями людей и так создают внутри человека поддельное мнение о себе, ложное смирение, а потом того, кто заболевает ложным смирением, сильно мучают бесы, как мучили тебя, не давая спать и заставляя делать глупости».
Глава восьмая. Начало семейной жизни
Запись от 27 августа, последняя в моём дневнике
«Сегодня получил письмо от жены. Обратный адрес на Алтае. Значит, мы снова будем вместе. Новость самая неожиданная для меня. Впервые веду себя так. Не стал открывать письмо. Не только знаю всё, что там написано, но точно знаю всё то, что она делала после приезда в Бийск, с кем виделась, о чём говорила, точно знаю многое из того, что говорили ей».
Потом, из рассказов жены, я узнал, что всё то, что мне было открыто о ней, всё так и было почти дословно, а письмо я прочитал, лишь когда ехал в машине в Бийск за ней. Моя жизнь должна была измениться, и я точно знал, что на это есть благословение Божие. В 2000 году у нас родился первый сын, в 2002-ом второй. Больше детей Бог не дал.
Случаев подобной прозорливости более, после 98-ого года, у меня не повторялось… и слава Богу. Можно жить и без этого. В одном укрепил меня этот случай. Я понял, что в духовном мире нет секретов. Секреты есть у людей, потому что люди ограничены, но не для Бога.
Комментарии блокированы во избежание спама