Закурил (рассказ описывает реальное событие)
Отец Леонид подвозил Михаила домой. По дороге разговорились.
— Ты чем сейчас занимаешься, Михаил?
Проработав бок о бок с благочинным восемь лет на строительстве храмов и потому знавший хорошо его привычки, Михаил сразу же догадался: «Раз спрашивает чем занимаюсь — значит, предложит очередное строительство». И не ошибся.
— Ничем не занимаюсь, отче. По дому только.
— Тут к нам месяц назад пришло в благочиние заявление из Балышпы. (название поселка изменено — прим.автора) Подписались они, почти всей деревней, на сходе села, чтобы им выделили помещение старой почты под храм. Здание им выделили, а специалистов, знающих церковное строительство, найти не могут. Ты ничего об этом не знаешь?
— Нет, не слышал. Я в Балышпе ни с кем не знаком.
— Ты бы зашёл к их старосте, посмотрел бы. Капитальных работ там нет. Дом в хорошем состоянии. Им хотя бы небольшой куполок сверху дома сделать, чтобы было видно, что это храм, а не простой дом.
Михаил вздохнул.
— Устал я, батюшка, от строек. Искушения сильные. После каждого храма сам себе говорю: «Всё, хватит, не могу больше, сил нет». Да и болею я в этом году сильно. Боюсь не потяну.
Михаил и отец Леонид знали друг друга давно, поэтому разговаривали друг с другом просто.
— Там нет капитальной стройки. Куполок с крестом сделай им небольшой да проконсультируй, как остальное доделать. Они совсем ведь ничего не знают. Сходи. Староста их два дня назад у меня была, очень просила прислать ей строителя.
— Я подумаю, отче.
Михаилу не хотелось начинать новое дело при приходе. Отец Леонид замолчал. Остальное время до дома Михаила ехали молча.
— Спасибо, отче, что подвёз, — поблагодарил священника Михаил и, как обычно, перейдя с «ты» на «Вы», прибавил, — Благословите, отец Леонид.
— Бог благословит.
Разговор о стройке остался неоконченным.
Придя домой, Михаил задумался. «Христос учил, надо исполнять волю Божию, а не свою. Только в чём она, воля Божия?! Уединения покидать не хочу, но благочинный просит помочь. Завтра схожу в Балышпу узнаю что к чему. Если нужна консультация это не займёт много времени»
На следующий день, к обеду, Михаил разговаривал со старостой храма.
Надежда Фёдоровна не знала то ли радоваться приходу Михаила, то ли огорчаться. Видно было, что осторожничала.
Одетый небогато, стриженый «под ноль», угрюмый немного мрачного вида, Михаил редко у кого с первого взгляда вызывал симпатию. Да и желая проверить старосту, он не стал говорить ей, что его направил к ней отец Леонид, а просто пришёл и спросил, не напуская на себя лишней важности:
— Слышал, у вас работа при храме есть? Посмотреть хотел, что за работа?
— Да, есть работа. А вы кто будете?
— Немного умею строить. Только я сначала посмотреть хотел, а то, может, не справлюсь?! Всё-таки церковь. Слышал, местные не берутся.
Михаил проведя на стройках храмов пятнадцать лет хорошо знал, как люди начинали таиться и осторожничать в разговорах с ним, когда узнавали о его тесной дружбе с благочинным.
Когда пришли на место, Михаил оторопел и сразу же понял, что отец Леонид в этом здании ни единого разу не был, но знал о нём лишь понаслышке.
В здании, якобы не требующем капитальных работ, была выбита половина стекол. Крыша текла. Внутри помещения надо было срочно удалять одну капитальную стену. Часть полов надо было перестилать заново и абсолютно всё, что было внутри, надо было красить и штукатурить. В одном из оконных проёмов не было ни рам, ни подоконника…
Старая, повидавшая на своем веку разных людей Надежда Фёдоровна, глядя на то, как Михаил оглядывает и простукивает здание, сразу же сообразила, что перед ней специалист.
— Деньги, если какие будут надо, мы найдем. Вы только начните работы, — жалобно причитала она, поднимаясь вслед за Михаилом на второй этаж старой почты. — Меня уже с сельсовета начинают прижимать. Третий месяц идёт, как подписано решение о передаче здания церкви, а за работу никто браться не хочет. У нас грозятся забрать здание, если мы срочно не начнём работ…
Михаил молчал.
Ежедневной напряжённой работы для одного физически крепкого человека было здесь не меньше чем на год. О том, что у Фёдоровны не было достаточных средств на строительство, можно было даже и не спрашивать. С деньгами мог помочь благочинный. Но Михаила заботило не это. Он действительно чувствовал себя болезненно, и на работу у него не было сил. Осмотрев всё, Михаил остановился возле проёма, где не было рамы и подоконника. Очень не хотелось ему огорчать старую женщину.
— Мы вам дом отдельный выделим, еду будем каждый день готовить. Жить можете прямо здесь, недалеко от храма, — продолжала жалобно уговаривать Михаила старая женщина. Чувствовала она, что услышит отказ.
— Не смогу, — сказал Михаил, не желая оттягивать разговор надолго. — У меня сил нет на такую работу. Мне говорили, что здесь лишь купол надо поставить небольшой и всё. А здесь работы на год! Рамы вставить, крышу чинить, внутри всё заново красить. Одну из капитальных стен надо убирать и сразу же укрепить проём изнутри. Я болею и сделать этого не смогу.
Старая женщина залилась слезами.
— Господи, да что же это такое?! Я так верила, что в нашем селе храм будет. На сходе все как один голосовали за то, чтобы храм строить, а я уже третий месяц ни одного работника найти не могу! Господи, да что же это такое!!!
Фёдоровна стояла и ревела во весь голос. Ревела громко и безутешно.
Её частые и крупные слёзы градом падали на старое серое пальто и продолжали сбегать по груди крупными каплями вниз. Такого глубокого и безотрадного горя даже повидавший немало людских страданий Михаил ни разу в жизни своей не видел…
Всем своим нутром он почувствовал, что Господь в это мгновение возводит его на очередной тяжкий крест!
Сколь бы ни была его жизнь с ним самим суровой в прошлом, но он почувствовал что не сможет уйти, не сможет оставить женщину в столь горестном состоянии одну.
Фёдоровна продолжала громко и безотрадно рыдать.
— Ладно, — с болью сказал Михаил, — завтра приеду с инструментом. А сам про себя подумал: «Еле-еле ноги таскаю от недомогания, а тут опять работы, да ещё и срочные…»
.
Прошло полгода. Михаил ежедневно работал с раннего утра до поздней ночи в здании будущего храма и по окрестным деревням пошёл слух, что в Балышпе живёт святой человек. Не женат, не курит, не пьёт, по девушкам не ходит, но день и ночь строит церковь.
Дела потихоньку двигались. Стена была убрана, окна вставлены, была подготовлена для установки икон основа иконостаса.
В алтаре Михаил поставил Престол, украсил резными узорами потолки храма, а когда он стал писать внутри храма большие иконы, к нему началось паломничество любопытных деревенских жителей. Иногда заходили одновременно до десятка и более человек и, глядя на то, как Михаил быстро-быстро накладывает масляные краски на одежды и на лики святых, тихо и восторженно перешёптывались:
— Художник.
Всем от мала до велика явно льстило, что в их деревне живёт такой необыкновенный человек.
Начали приходить коммерсанты. В руки Михаила потекли денежные средства. Вырезанные им Царские Врата были сразу же признаны лучшими чем Царские Врата во всех других храмах и даже в городе.
Михаила стали величать за глаза и в глаза «батюшкой», а, когда он подходил по строительным делам к деревенским мужикам, те прекращали сквернословить.
Бабушки при встрече с Михаилом начали почтительно кланяться и обращаться к нему на «Вы», не замечая того, что Михаил всем говорил, что он не батюшка и священником он не станет.
Михаилу это, по-деревенски просто выраженное, почитание не нравилось, но изменить мнение людей о себе он не мог, да и времени на то чтобы переубеждать кого-то в чём-то у него не было. Каждая минута его жизни была посвящена храму.
.
Как-то раз Михаилу понадобилось ехать за золотой краской в областной центр. Пользуясь случаем, он хотел повидать своего духовника. Духовник его был стар, служил редко и почти всё время находился дома на покое.
Когда Михаил зашёл на двор отца Иоанна, батюшка сидел во дворе под открытым навесом в цветастой клетчатой рубахе, расстёгнутой на груди. В таком простом виде Михаил своего духовника ещё ни разу не видел.
— А, Михаил!!! — как обычно, громовым раскатистым голосом радостно воскликнул отец Иоанн. — Давно тебя не было видно. Проходи!
— Батюшка, благословите, — Михаил подошел к нему и сложил руки для принятия священнического благословения.
— Да ты видишь, на мне даже рясы нет! Даже не знаю, как тебя благословлять: можно или, может быть, нет? — сказал отец Иоанн и продолжая сидеть, глядел внимательным испытующим взором на Михаила и не благословлял.
Если бы Михаил не знал своего духовника более десяти лет, то мог бы удивиться его словам, но он знал, что его духовник иногда своими «причудами» смирял.
.
Как-то раз после службы на церковной трапезе кто-то из клирошан завёл разговор об Апостольских правилах, а отец Иоанн был из тех людей, которые не умеют говорить тихо. И если уж он открывал свои уста — всех остальных было уже невозможно услышать.
— А я вообще не пойму эти Апостольские правила, — прогремел отец Иоанн на всю трапезную. — Вот, например, одно из Апостольских правил гласит, что христианам не положено ходить в баню вместе со своею женой! Я не пойму: в чём тут грех?! Что уж тут такого?! Я вот, например, со своей женой вместе в баню хожу и не считаю это за грех!
Михаил чуть было супом не подавился. Трудно ему было представить… своего седого как снег духовника, который вместе с женой в голом виде моется в бане. Высокоумные речи об Апостольских правилах за трапезным столом сразу же прекратились. Но отец Иоанн не унимался:
— Так в чём здесь грех? Нет, ну вы мне объясните?
Михаил не выдержал:
— Батюшка, простите меня, давайте сменим тему.
— А что, я же их спрашиваю, пусть мне ответят.
В ответ молчали.
Но давайте вернемся к сюжету рассказа.
.
— Отец Иоанн, я к вам посоветоваться пришёл, — сказал Михаил и, зная, что батюшка не любит лишних слов, сразу с порога начал. — В деревне меня многие почитают за святого и хотят, что бы я стал священником! Что мне на это скажете?
Мнение отца Иоанна для Михаила было чрезвычайно важным. Рукоположиться в священники ему предлагали неоднократно, но отказывался, считая что не умеет ладить с людьми.
Отец Иоанн задумался и, как обычно он это делал, прежде чем выразить своё мнение о чём-либо важном, немного помолчав, сказал:
— Греха станет больше, если станешь священником. Постоянное общение со святыней и при этом скверные мысли в голове. Ты сам должен решать, как быть. Тут я тебе не советчик.
— Батюшка, — сказал Михаил, — да нет у меня желания быть священником, но вокруг меня все только об этом и говорят. Вот я и хотел спросить. Может, в этом есть воля Бога?
Михаил много раз убеждался в прозорливости отца Иоанна и знал, что от него было бессмысленно скрывать мысли. Когда он служил вместе с ним в одном храме, то его духовник читал его мысли настолько часто, что Михаил, со временем, даже и вопросы батюшке вслух перестал задавать. Он просто молился Богу и, подходя к отцу Иоанну, сразу же получал чёткий и ясный ответ на любое из своих недоумений чего бы они не касались. И в этот раз он надеялся на это удивительное его свойство.
— Я не знаю, что тебе сказать, — задумался отец Иоанн. — Бог мне ничего не открывает о тебе. Во время службы священник читает тайную молитву. Там есть очень хорошие слова: «Никто же есть достоин предстояти престолу славы Твоея…» Я не знаю, надо тебе быть священником, или нет. Это ты должен сам решать.
И Михаил понял, что большего он от своего духовника ничего уже не услышит. Ведь всё было сказано предельно ясно. Поговорили ещё немного о том и о сём. Михаил собрался уже уходить и, поклонившись отцу Иоанну, сложил руки под благословение:
— Батюшка, так благословите же.
Отец Иоанн неторопливо вышел из-за стола и медленным чётким иерейским благословением перекрестил Михаила. На Михаила напахнуло запахом дорогих сигарет.
— Батюшка, простите, я что-то не понял: это от вас, что ли, табаком пахнет?
— А, — весело засмеялся отец Иоанн, — я тут эксперимент делаю. Пошел сегодня, купил себе сигарет. Взял которые получше, — он вытащил из-под стола только только распечатанную пачку «Петр 1» и свежевымытую пепельницу. — Вот теперь курю! Молитве Иисусовой это не мешает! Я заметил.
Михаил оторопел. В жизни своей не видел он курящего священника! И вдруг отец Иоанн, прослуживший Богу в сане более сорока пяти лет, убеленный сединами старец — курит!! Михаил не мог поверить своим глазам…
Видя его крайнее недоумение, отец Иоанн достал сигарету из пачки, взял со стола зажигалку и закурил. Михаил стоял и смотрел на своего духовника широко раскрывшимися от удивления глазами, совершенно не зная, как ему всё это понимать.
— Голова только немного кружится, — как ни в чём не бывало, не обращая внимания на изумлённый взгляд Михаила, сказал отец Иоанн, — но мне сыновья сказали, что это только поначалу так будет, а потом, когда привыкну, голова уже не будет болеть. Я теперь решил курить начать. Посмотрю — что дальше будет? Мне интересно…
— Батюшка, — с немалой горечью в голосе сказал Михаил, — да что же вы это с собой такое делаете?! Ведь курение — это же грех, а вы священник!
Михаил резко отвернулся от него. Сильно огорчился, замолчал и, расстроившись, быстро пошёл к выходу со двора.
Когда он, закрывая калитку у выхода взглянул на своего духовника, то увидел его сидевшим за столом с дымившейся сигаретой в руке. Глаза отца Иоанна смотрели на Михаила с какой-то особой значительной жалостью, но причину этой жалости Михаил не понял. Не знал он и того, что видится со своим духовником в последний раз.
.
Через две недели после этого разговора Михаил, неожиданно для себя, захотел курить, притом захотел так сильно, будто перед этим у него не было семилетнего перерыва в курении. Михаил ничего не понимал. Он ожесточённо боролся сам с собой испытывая муки заядлого курильщика. У него, что называется, «уши трещали» от неожиданно откуда взявшейся, казалось бы, давно уже забытой им скверной привычки. Когда Михаил вышел с помогавшими ему в храме рабочими на крыльцо и те закурили, Михаил, не выдержав трехдневной жестокой пытки, подошёл к одному из них.
— Дай-ка мне сигарету, я тоже курить хочу.
— Так ты же не куришь, — удивился рабочий.
— Ну и что, что не курю, тебе что — жалко? Семь лет не курил, а теперь решил закурить. Дай сигарету.
— Может, лучше не начинать? Один раз закуришь, потом остановиться не сможешь.
— Не смогу, наверное, да уже третий день как курить сильно хочется, дай сигарету.
С видимой неохотой рабочий дал Михаилу сигарету.
Михаил взял в храме спички, ушёл на берег реки, сел на скамейку и задумался.
Момент был решающим.
Он знал, стоит сделать одну-две затяжки и старая привычка вернётся с прежней силой. Соблазн же был так близко, прямо в его руках.
Михаил зажёг сигарету и затянулся.
Закружилась голова, а в уме отчётливо вспомнились слова духовника: «Голова только немного кружится, но мне сыновья сказали, что это только поначалу так будет, а потом, когда привыкну, голова уже не будет болеть. Я теперь решил курить начать…»
Михаил выкурил всю сигарету залпом до самого конца. Придя с берега, он взял деньги, пошёл в магазин, купил пять пачек недорогих сигарет и зажигалку. Днём курить ему не хотелось, но, когда он вышел вечером из храма, ему с удвоенной силой захотелось курить. Он достал сигарету и незабытым привычным быстрым движением «по блатному» кинул её в рот.
Над ухом его зашептал чей-то заботливый участливый голос:
«Зачем тебе соблазнять людей? Ты же храм строишь. Люди искушаться будут. Иди на берег и кури там. Кури тайно. Так, чтобы никто не видел. Тогда и соблазна никому не будет».
«Отчего это вдруг? — мысленно возразил возникшему помыслу Михаил. — Никогда я ни от кого своих грехов не прятал и если уж начал курить, то прятаться как трус не стану».
«Напрасно», — возразил помысел.
«Напрасно? — подумал Михаил, начиная догадываться, что это сатана внушает ему эти не в меру заботливые о его чести помыслы. — Пойдём-ка на центральную улицу!»
Выйдя к центу села он остановился посреди дороги и, прикрыв зажигалку рукою от разгулявшегося по широкой деревенской улице ветра, закурил. После чего пошёл по центру, намеренно выпуская изо рта как можно больше дыма. Встречавшиеся на его пути старушки даже приседали от удивления, а одна, забыв наполнить в колодце приготовленные для воды пустые ведра, поспешно побежала куда-то, очевидно, поскорее желая поделиться с соседями свежей деревенской сенсацией: «А святой батюшка-то — закурил!»
Через три дня отношение к Михаилу в деревне переменилось.
Старушки уже не кланялись ему при встрече и он не слышал восторженного шёпота за спиной: «Вон батюшка идёт!» А мужики как матерились между собой без Михаила, так и продолжали это делать и в его присутствии.
В деревне не изменилось отношение к Михаилу только у старосты храма Надежды Фёдоровны и у троих её внуков, успевших полюбить его за год, может, потому что росли без отца. А средний внук Владик, отчаянный неслух и драчун, даже подрался в школе, отстаивая честь Михаила перед другими мальчишками.
Фёдоровна, укоризненно указывая на свежий синяк под глазом у Владика, сказала Михаилу:
— Вон посмотри, из-за тебя подрался сегодня в школе сразу с тремя мальчишками в один день, а всё из-за того, что ты закурил.
Михаил подошёл к Владику и ласково погладил его по голове:
— Да плюнь ты на них, Владик, пусть говорят, что хотят. Только ты сам не начинай курить, а то потом бросать тяжело будет.
— Ладно, не буду, дядя Миша, — ответил Владик.
Закурил
Комментарии блокированы во избежание спама