Правильное познание духовного
Некогда я, как и многие, усиленно искал правильные знания о духовном. Искал умом, логикой и опытом. Труды полагал немалые. Годы шли, а желанная ясность не приходила. Если что-то прояснялось, то этого хватало ненадолго. Много позже я понял. Думая развиваться духовно, я лишь двигался от одного обольщения к другому. Как и многие православные неофиты, пришедшие к вере на волне начала 90-ых, я мечтал обучаться у опытного духовника. В этом мне везло и не везло одновременно. Что-то (с немалым трудом) прояснялось из бесед со старыми священниками, но ясные ответы: о правильной молитве, о истинном смирении, о воле Бога и о многом прочем я получить ни от кого не мог. Я слышал и читал немало правильных слов, но понимал, что настоящего христианства — я не знаю, душу-то ведь не обманешь.
Наконец, судьба свела меня с монахом исключительной силы духа, с которым довелось общаться в течении нескольких месяцев. Я писал о нем в ранних своих рассказах. Он приезжал на Алтай для уединения в горы. С наступлением зимы он уехал в Томскую область, а потом мне сообщили о его смерти.
Этот монах показал мне, как надо работать над собой. Он помог мне правильнее понимать духовное. Помог осознать непостижимость путей Бога. Именно он помог мне понять простое и непростое:
Кто видит себя духовно опытным — тот не может быть послушен непостижимому Богу, потому что убивает в себе смирение.
Монах Александр (имя изменено) был разительным диссонансом со всеми теми православными, с кем я встречался до него и после него. Часто, читая или слыша от кого-либо рассуждения о духовном, я практически всегда чувствовал какую-то недосказанность или же опасность впасть от услышанного в гордыню. Он же учил меня особым способом. Необычным.
Тот, кому это будет дано Богом, сам может отчасти понять и почувствовать на себе ту силу способов его наставлений мне, грешному, которую я опишу ниже.
В дни, когда я ходил к отцу Александру, у меня всегда было достаточно времени на детальную подготовку вопросов, потому что путь был пеший: от Чуйского тракта в горы через знакомый перевал, тропой около 30 км. с рюкзаком, иногда плотно набитым продуктами. Вопросы, которые я мог бы задать ему при встрече, были самыми разными: о молитве, смирении, о непростых отношениях на приходе, где мне было послушание строить храм, и прочее… Но когда я приходил к нему, то ответы от него всегда получал совсем не те, какие предполагал, и совсем не так, как мне это виделось правильным.
Большое видится, наверное, действительно, издалека.
Когда я жил в респ. Алтай (по 2004 год), ритм жизни был неторопливым. Было иное окружение, иные люди, иные отношения. Общество же верующих в центральной России (Дивеево) удивило меня преступной поспешностью: в мнениях о духовном, в выводах, в словах, в личных отношениях. Меня порой почти до шокового состояния поражала непродуманность неизвестно откуда возникавших странных религиозных мнений в той среде, где довелось жить. А ведь это была среда священства, монашествующих и особо ревностных верующих христиан.
Думается мне, что склад характера у сибиряков и у тех, кто живёт ближе к центру России, различен. Двенадцать лет назад я уехал с Алтая и расстался с теми, с кем довелось начинать трудный путь поисков истины в православии, и за это время я так и не влился душой в то общество, в котором теперь вынуждено нахожусь. Интернет (вышел в него с 2009-го года) меня вообще до основания потряс чуть ли не сплошной полосой скоропалительных, непродуманных высказываний… Очень часто мне бросалось в глаза отсутствие глубины рассуждений. Возникало отчетливое предположение, что многие, пишущие о духовном, вообще не понимают, о чём и о Ком они пишут.
До прихода к вере (конец 80-ых) я писал статьи в газеты. Когда же открыл для себя православие, то спросил у духовника совет, можно ли мне продолжить писать, но теперь уже о духовном? Ответ мне показался жёстким, но я не посмел ослушаться. Дословно мне было сказано так: «Не спеши. Подожди лет двадцать, а потом сам решай, захочется тебе писать что-либо о духовном или же нет». Срок, указанный духовником, прошел. Ж
елания писать о духовном у меня не было, но болезнь, приковавшая меня к дивану, вывела меня в интернет, где я сразу отметил, что о духовном (нередко) писали те, кто не имел опыта напряжённой молитвы, и я благодарил Бога, что не нарушил совет духовника…
Мой первый духовник жёстко ограничивал меня в суждениях о людях. Его советы я стараюсь исполнять до сего дня, но все же невольно вывод напрашивается у меня такой, что духовное развитие в России зашло в тупик именно потому, что нет у многих терпения выждать тот (индивидуальный) срок, что Бог даёт каждому человеку, чтобы он успел смириться и достаточно хорошо понять свою немощь.
Вот именно личную немощь-то мою мне и показал ясно монах Александр. Причем показал он мне её ни в чём не обличая меня и не унижая (что стало ныне так печально модным в Российских православных монастырях, как женских, так и в мужских).
Дело происходило так.
Хорошо помню, насколько необычно спокойным был для меня этот день… Может, мою душу убаюкала многочасовая привычная мерная ходьба с тяжелым грузом на набитой горной тропе? Не знаю. Но чем ближе я подходил к охотничьей избушке, в которой временно жил отец Александр, тем более и более пропадало у меня желание задавать ему давно волновавшие меня духовные вопросы. Хотелось привычно, раз за разом, читать Богородичную молитву и отдыхать душой вообще от всего. Иногда наплывало необычное для меня в те времена ощущение, словно внутри меня кто-то останавливал мои мысли. Мне думалось: «все эти мучающие меня духовные вопросы — они вообще кому-нибудь нужны? Не пустое ли это всё?»
Когда я приходил, то обычно мы коротко обсуждали бытовое и, по сути, незначительное. Отец Александр разводил костер. Я приносил воду из ручья, вешал котелок на таганок и ждал, пока закипит вода для супа. Монах (одетый в поношенную мирскую одежду) молча стоял рядом. Он любил молчать. Если спросишь о чём — не всегда отвечал сразу, но спустя время. Может, иногда подолгу обдумывал ответ, может, молился, точно не знаю. Он остался для меня тайной. Человек из иного мира. Точно знаю, что он был монах, но думаю, что он так не любил выделяться, что я никогда не видел у него ни четок, ни монашеской одежды. Молился же он так, что, находясь рядом с ним, у меня как-то само собой напрочь отшибало желание пустословить или же вести себя хоть в малом развязано или же вольно. Возникало интуитивное чувство уважения к его сосредоточенному молчанию, и в воздухе почти осязаемо чувствовался внутренний покой его души. Рядом с ним у меня почти всегда отступали и практически полностью пропадали мысленные искушения. Иногда, находясь рядом с ним, мне казалось, что я касаюсь мысленного Рая.
Я сидел у костра. Он стоял метрах в трёх от меня, у сосны. Я взглянул на него — и со мной произошло что-то сильное. Отец Александр в это время не смотрел на меня и никак не реагировал на моё присутствие, но вдруг в меня вошла сила такого внутреннего спокойного особого напряжения, которую ни до этого момента, ни после я никогда не испытывал. Было такое чувство, что кто-то могущественный и внимательный тщательно оглядывает мою душу, вглядывается в каждое её чувство и в мысли. Страха не было, но в тоже время было не по себе от могущества того, кто всматривался тогда в меня. Было не по себе от того, что кто-то неведомый мог увидеть во мне какое-либо зло.
Не знаю, чувствовал ли тогда необычность происходящего со мной отец Александр? Может то, что действовало тогда на меня, было для него привычным? Я ясно стал осознавать, что мне надо вести себя аккуратно. Интуитивно понимал, если поведу себя не так, то ощущение живого покоя, граничащее с чудом, уйдёт и растворится в небытие. А потом мне будет жаль, что я что-то недополучу, если стану вести себя эмоционально или суетливо.
Так прошло довольно времени. Вода в котелке закипела. Я бросил в него концентрат и потом консервы. Суп сварился. Прочитав про себя положенное, я перекрестил еду и стал есть, понемногу привыкая к той особой, необычно напряженной тишине, что была внутри меня. Отец Александр стал есть не сразу, но позже. Может, не любил горячее. Не знаю. Когда он ел, мне вспомнились мои давние искания в чань-буддизме и я спросил:
— Некоторые философы утверждают, что гармония непостижима. Вот думаю, правда ли?
Отец Александр ответил не сразу.
— Гармония — это действие Бога. А ты знаешь, что такое философия?
Вопрос был задан самым что ни на есть будничным тоном и я не знаю , почему тогда этот вопрос оказал на меня такое сильное действие. Я отчетливо до глубины своего духа осознал, что я совсем не знаю философии и никогда её не знал, хотя и посвятил её изучению чуть ли не всю сознательную жизнь.
— А православие? Знаешь ты его? — ещё раз спросил монах, словно понимая, что о своих способностях к философии я, с помощью Бога, уже успел сделать правильные выводы.
— Знаю догматы, — ответил я смущённо, кожей почувствовав направление разговора и от этого стараясь уклониться от подробностей.
— Догматы должны быть выстраданы. Сам подумай, выстрадал ли ты их?
Это трудно описать. Ни в чем конкретном он меня не обличал. Сложного не говорил. Задавал примитивные вопросы, но они действовали на меня с такой силой обличения, что я готов был лишиться дара речи, только бы не продолжать позорить себя перед ним.
— Чтобы выстрадать что-то — нужно время, — стал оправдываться я. — Хватит ли мне жизни, чтобы успеть выстрадать всё?
— Зачем тебе всё? Всё Бог ни с кого не спросит. Он спросит с каждого посильное. Одному посильно не убить. С другого спросится больше. Честные ответы есть внутри каждого, но не всем нравится слышать действия Бога.
— Действия видят. Разве можно их слышать? — осторожно поправил я его, подумав, что он сказал так по ошибке.
— О-о-очень опасно видеть действия Бога внутри себя, — медленно и протяжно сказал отец Александр. — Это может привести к большой гордости. Бог — Дух. Его действия невидимы.
— Слышать действия Бога…, — задумчиво повторил я его слова, — это возможно?
— Попробуй думать медленнее, — отец Александр надолго замолчал. Я думал, что он не скажет уже больше ничего, но он добавил: – Медленно — это когда слышишь не те слова, что ты говоришь, но дух их.
— Как отличить слова от духа? — я был огорчён услышанным.
— Я уже говорил…, — глубоко вздохнул он. — Выстрадать надо. Обольщение приходит быстро, а Бог медленно.
Потом мы ничего важного уже с ним не обсуждали. Ни поздно вечером, ни ночью, ни утром перед моим уходом. Но у меня была чудесная ночь. Не спал почти ни минуты, просто не мог уснуть и всё. Всю ночь лежа молился. Молился как никогда. Молился и прислушивался внутри себя к тому духу молитвы, который непрестанно раскрывал мне непостижимо-постижимое присутствие Бога в моей душе и в теле. Было такое чувство, словно всю ночь моё тело с ног до головы пронизывал сильный прохладный ветер. Его действие на моё тело я даже не мог бы описать. Утром, хотя почти не спал, встал отдохнувший, полный сил.
Эта моя встреча с отцом Александром в тот день многое дала мне. Дала больше, чем чтение иных книг. Я получил от него живое свидетельство того, что Бог может действовать не только на душу, но и на тело — могущественно и открыто. Наш разговор с ним надолго дал мне правильное направление в моих поисках. Отец Александр открыл мне важную истину, что искать путь к Богу надо на не поверхности своего разума, но надо приучать себя думать очень и очень медленно, весьма и весьма боясь утратить дух болезненного о себе самом
покаяния, который всегда важнее (любых) слов.
ВАЖНО:
Проведя более тридцати лет в напряженных молитвах, я стал много более бояться обольщения, чем, к примеру, лет пять-десять назад.
Считаю крайне полезным видеть в себе: тьму, холодность к Богу, к людям, к истинам Бога и прочее иное, злое. Когда я вижу в себе грех — это говорит о том, что правильный путь не потерян. Грех надо честно признавать в себе, каким бы он ни был, но не отчаиваться, а бороться с ним. Тот же, кто считает себя достигшим чистоты или чистой молитвы, тот, не зная себя, — ослеп от гордости.
Ни разу не говорил я с отцом Александром долго о духовном. Всё время думалось: «успеем поговорить потом». Я видел, как он живёт, как молчит, как практически непрерывно молится. Не помню, чтобы он сказал хоть одно лишнее слово. Я понимал, для того, чтобы достичь духовной высоты — не надо спрашивать его ни о чём, но надо жить так, как живёт он. Он не говорил мне о блаженстве молитвы и о дарах Духа, но душа моя чувствовала тот покой иного мира, который я рядом ни с кем из других людей не чувствовал. Иногда мне хотелось спросить его о чём-либо, но кто-то невидимый вдруг сковывал мою волю, язык просто физически необъяснимым образом обездвиживался, пропадало желание задавать вопросы, но хотелось просто молиться. После расставания с ним мне оставалось лишь хранить тот молитвенный настрой, который я получал у него без лишних наставлений.
Как-то я спросил его:
— Что такое обольщение?
— Обольщение, — ответил мне он, — это когда дьявол вместе с тобой молится Богу. Это бывает с каждым.
— Что, с каждым? — я даже оторопел от его неожиданного ответа.
— Гордая молитва к Богу, которую Бог не принимает, но отвергает.
Я не мог вместить смысл сказанного им.
— Если это так, то какой смысл в молитве?
Отец Александр посмотрел на меня задумчиво. Даже не на меня, а как бы сквозь меня.
— Святость это не совершенство, Сергей. Это борьба с несовершенством, которое есть в каждом.

— Как же я тогда пойму, что именно надо в себе менять, если не стану стремиться к совершенству? — не унимался я.
— Никто не может знать этого, пока Ангел не войдёт внутрь его мыслей и не разъяснит ему всё. Ангела слышать непросто, но пока он не придёт, невозможно правильно понять себя, да и вообще ничего.
Я напрягал свой ум, но опять не мог вместить сказанное им.
— А чему учит Ангел?
Он некоторое время молчал, а потом сказал.
— Он учит, что никому из людей удержаться в истине невозможно без непрерывного покаяния.
На всю жизнь запало мне в душу именно это его напоминание о покаянии. 22 года прошло, но я до сих пор не в силах понять всей глубины и важности этой мысли. Давно уже заметил, что к наиболее важным мыслям без труда никто не приходит и их сложнее всего содержать в себе неповреждёнными.
Помню, как при встречах с монахом Александром я мечтал получить такую же благодать, как у него. Мечтал жить в уединении как он, да и жил потом (ряд лет) один. Но я не знал, как трудно достаётся очевидная благодать. Не знал, как медленно она приходит.
Как-то во время одной из последних наших встреч отец Александр сказал странные слова:
— Получив благодать, легче жить не станет. Придётся жить строже, чем прежде. Даже мысли надо будет смирять, чтобы благодать не наказала.
— Какие мысли? — спросил я его.
— Все, — ответил он мне просто.
Так вот и расстались мы с ним. Он остался для меня непóнятым и, скорее всего, недооценённым. Сейчас если я слышу кого пустословящим о вере или много пишущего о Боге, я невольно вспоминаю монаха Александра и думаю: «Как бы поступил он в этом случае? Что бы сказал?»

Душа, смирившая себя благодатью, и душа, считающая, что она знает, что такое смирение — это разные души. Первая — облагодетельствована Богом, вторая обманута сатаной.
В этом парадокс между тем, кто идёт к познанию духовного и тем, кто достиг этого познания по дару Бога… Тот, кто идёт — надеется на познание истинного, а тот, кто достиг правды Бога — тот получает свидетельство, что мир, он сам, все в мире, всё в нём самом — непостижимо. Не умом и не логикой, но верой увидит он, сколь правосудно, мудро и непрерывно Бог всё ведёт — к избранной Им цели. К единению с Ним.
Ум понявшего правду Бога — увидит свою ненадёжность во всём и от этого перестанет опираться на себя и на логику. Логика нужна при решении технических (научных, медицинских) задач, но при живом контакте с Богом всё делается иное… в том числе логика и мышление. При единении с Богом не нужны слова, к которым наш ум так пагубно привык и которыми мы столь часто прикрываем свою внутреннюю пустоту и никчемность во многом. В душе того, кто общается с Богом, Бог Сам всё делает благодатью и Сам открывает в нём грехи. Это важно. Не надо выискивать в себе грехи, не надо придумывать их в себе, потому что и то и другое гордо. Надо вымолить у Бога дар видеть грехи в себе — не своим умом, но благодатью Духа. А Дух Бога действует — непостижимо и почти всегда неожиданно. К сожалению, многие не считаются с непостижимостью Действий Бога. Они внимательно изучают основы веры, жизнеописания подвижников, историю церкви и прочее, но мало кто видит в себе самом крайнее коварство своего ВООБРАЖЕНИЯ. Воображение вмешивается во всё прочитанное и получается так, что те, кто старался жить по православным книгам, с годами угасают. Душа их становится унылой и разум их начинает передаваться от одной духовной неудачи к другой — как по звеньям одной крепкой цепи. Вот та злая цена, которую платит душа, когда её воображение начинает исполнять «работу очищения» души под видом истины, но вместо Бога. Некоторые даже и отдалённо не понимают, сколько глубоко (и ЕЖЕДНЕВНО) они обмануты своим воображением.
Смирить свой ум весьма и весьма сложно даже для тех, кто хорошо знает о том, как жестоко и непрестанно он болен. Тот же, кто считает свой разум здравым — исцелить свой ум не сможет никогда.
Парадокс, но чем более кому-либо его мнения о духовных предметах будут представляться правильными и православными, тем труднее ему будет увидеть, как он ежедневно обманывается своим гордым воображением,.
И дело даже не в сомнительной литературе (которой немало сейчас в храмах и в сети), но обольщение происходит и при чтении канонически правильных текстов.
Я не знаю, как это получается, но встречаться с этим парадоксом приходится сплошь и рядом…
— почти любой богодухновенный текст может БОЛЕЕ ЧЕМ успешно отвлекать ум обольщённого от наиболее важных заповедей Христа, особенно о нищете духа, которую наш Господь поставил во главу и в начало Нагорной проповеди.
Если воображение верующего не будет уничтожено личным покаянием и непрерывным стремлением к нищете духа (а выработать навык к непрерывному смирению своего ума — нелегко), то воображение непременно и малозаметно образует внутри души обольщенного христианина бесчисленные правдоподобные ложные цепи взаимосвязей. Душа начнёт видеть в себе духовный рост и приближение к Богу — которых нет и в помине. Эти цепи будут ежедневно обновляться дьяволом, и он всегда будет мастерски менять свою тактику, стремясь всё плотнее и плотнее закутать душу в то самоуспокоение и в ту ложь, которую душа может принимать за святую истину.
Как избавиться от ложного воображения о самом себе, о Боге и обо всём?
Как избавиться от правдоподобных ложных мыслей о духовных предметах?

Легких путей тут нет.
Я даже не возьмусь развернуто отвечать на эти вопросы, но коротко перечислю пять основных орудий борьбы с гордым религиозным воображением: молитва, регулярное причастие Тела и Крови Иисуса Христа, тщательное изучение Писаний, стремление к невысокому мнению о себе и непрестанное самонаблюдение над собой, но уже не своим умом, а Силой Божьего Духа.
Никто из искренне желающих угодить Богу верующих не может в считанные годы избавиться от своего гордого религиозного воображения. Смирение ума ни для кого не проходит безболезненно. Этот трудный процесс образно назван в православной аскетике:
«Дай кровь — прими Дух». Указаны и сроки смирения ума. Наиболее минимальный срок \в 13-14 лет молитв\ указан у Иосифа Исихаста. У него же указан срок получения более совершенного смирения — \около 40-ка лет молитв\. Он же утверждает, что сроки обретения смирения не могут быть сокращены некими особыми усилиями или умственными ухищрениями подвижника. У других авторов указываются сроки обретения первоначального смирения \соответственно — в 25, 30, 50 и более лет молитв\. Многие православные авторы склоняются сейчас к тому, что в наши дни христианское совершенство и истинная молитва будет даваться избранным верующим только лишь после отделения их души от тела или же на самое короткое время перед исходом из земного мира.
Стоит задуматься о этих немалых сроках всем тем, кто думает о себе, что он коснулся духовного совершенства, достиг высокой молитвы, особо приблизился к Богу… Стоит всерьёз задуматься… и кардинально себя пересмотреть.
(Меня иногда прямо спрашивают о том, касаюсь ли я сам молитвенного совершенства? Отвечу прямо и честно.
Молитвенного совершенства не может коснуться тот, кто видит совершенным в себе — неважно даже что… Парадокс получается, но таково моё ИМХО. Прим. автора)
Прошу простить за откровенность.
Раньше, когда я с почти нечеловеческим трудом пытался дойти до тех дверей, которые может открыть для человека только Сам Бог, я никак не понимал… ну для чего Богу необходимо так долго мучить с великой скорбью ищущую Его душу? Ждать духовного разума от Бога, оказывается, надо аж никак не менее 13-14 лет. В наше время более вероятными являются сроки: 25, 30, 50 и более лет молитв (авторитетность утверждения Иосифа Исихаста, что сроки обретения начального смирения не могут быть никем сокращены, для меня лично вне любых сомнений). Зачем, я думал…, для чего надо так долго ждать? Ведь в древности у апостолов приближение к Богу не занимало столь длительные сроки..
Но потом до меня дошло.
Бог, Его Воля — это Непостижимая Тайна — даже для ближайших к Нему Архангелов.
Что можно добавить к сказанному?
Да ничего.
Очевидно, что не Богу нужны столь длительные сроки испытания, а самому человеку.
Каким невероятным могуществом даёт возможность распоряжаться Бог тем, кто реально в Нём и Он в них? Молитва тех, кто реально пребывает в Боге — может очень и очень многое, как в мире духовном, так и в мире земном. Станет ли доверять Бог такую Великую власть над миром душе не обученной Его смирению? Доверит ли кто младенцу играться с пультом, управляющим ядерным реактором?
Ответ очевиден.
Бог, один только Он Сам назначает все те многолетние сроки испытаний для человека, когда ему будет, наконец, даровано истинное знание — за кого и как именно нужно ему молиться.
Хочу заметить. Прошения к Богу за душу того или иного человека \живого или усопшего — неважно\, сделанные новоначальным верующим и тем, кто уже достиг хоть бы и начального смирения — вызовут весьма и весьма разные последствия.
По-настоящему духовно опытный человек — ОЧЕНЬ хорошо знает, как немощен он во всём.
Взять простой пример.
Думает человек про себя или (что опаснее) озвучивает вслух: «Я самый грешный» — и потом пусть попробует докопаться до истины… — тайную ли гордость свою он этой мыслью тешит? Или, может, это его личный маленький шаг к смирению?
Отвечу прямо.
Никто этого точно НЕ МОЖЕТ знать — кроме Бога и тех, кому Он откроет правду.
Отсюда вывод. Тот, кто желает не во вред себе признавать себя самым грешным, должен признавать это не от гордости своей и не от «ветра головы своея», но по внушению Бога.
Возникает вопрос…: по каким(?) именно признакам(?) можно отличить «ветер головы своея» от внушений Бога?
Ответ примитивно прост, но чрезвычайно труднодоступен на практике. Реально достучись до Бога. Войди в Него. Услышь Его голос внутри своих грешных мыслей. Покорись Его Воле. Обрети Его смирение. Вот только тогда сможешь увидеть, как Прост Бог и как сложен и несносен тот человек, что ЕЖЕДНЕВНО заглушает сам в себе голос Бога своими же собственными \бесчисленными и бесконечными\ умствованиями о Боге.
Как бы кто не желал скорее получить истинные знания и бесстрастие от Бога, но опыт показывает, что: 25, 30, 50 и более лет молитв сократить нельзя. И это должны быть не просто годы нахождения в вере, в монашеском, священническом, епископском сане и годы хождения в православный храм, это должны быть годы личных напряжённых серьёзных поисков Бога.
Суть духовной борьбы (и весь смысл жизни человека) Господь Иисус Христос заключил в краткую и , по-видимому, простую заповедь: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь». Но вот, изо дня в день и из года в год, в течении всей своей жизни хранить в себе слова Бога — трудно.
Разумный тот, кто верит этим словам Евангелия, непрерывно смотрит внутрь себя и из секунды в секунду, из минуты в минуту, изо дня в день, из года в год и из десятилетие в десятилетие вглядывается — чем именно наполнены его ум и чувства. Богом ли? Или чем-либо иным? Вглядывается не в глобальное, а именно во все свои маленькие мысли. И со временем он начинает ясно понимать, что
путь к Истине, победа над сатаной и живущим внутри души грехом приходит не через некий особый внешне яркий подвиг, а именно через пожизненный контроль над своими повседневными мелкими мыслями.
Эта заповедь Божия — ясна.
Она предельно ясна для любого, кто хочет её услышать.
Надо её просто исполнить, не оправдывая себя и не откладывая спасение своей души на бесконечно далекое «завтра».

В среде православных мирян ныне бытует распространённое заблуждение, что заповедь о непрестанной памяти о Боге дана была Иисусом только лишь для монахов, но никак не для них, обремененных множеством семейных, бытовых, производственных и прочих забот.
Хотелось бы в который уже раз повториться…
В Евангелии вообще нет слова «монах». Первая и наибольшая заповедь в законе дана Иисусом — для всех без исключения. Со всех она и спросится.
Тут важно не проецировать эту заповедь на ближних, но ежедневно проецировать эту заповедь ЛИШЬ НА СЕБЯ самого. Именно — на себя. А прочих оставить в волю Бога и со смирением посильно молиться о всех, не ожидая скорых результатов.

ЗДЕСЬ ВЫ МОЖЕТЕ НАПИСАТЬ АВТОРУ

ОБ АВТОРЕ

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ЕЖЕДНЕВНО НОВОЕ НА МОЁМ ТЕЛЕГРАМ КАНАЛЕ