(имя Бога)
Эпизод двадцать третий
Брат Матфей
Молчание мысли так блаженно…
Невозможно найти слова, способные выразить глубину сокровенного переживания бытия, что постигается лишь в молитвенном молчании.
Непрестанное покаяние – само по себе погружает человека в молчание ума и сердца, как в наиболее близкую мысленному безмолвию стихию. Чем более и более сокрушается о себе чья-либо душа, тем всё глубже и естественнее она сможет входить в покаянный покой. А вне именно покаянного покоя никто не может ясно слышать голос Бога, призывающего к покою весь мир, призывающего к мистическому бесконечному Покою в Вечности.
Монах, не слышащий голос Бога, призывающего душу его к покою в Боге, и если он не ищет живое сокровенное молитвенное общение со своим Создателем, монах ли он?!
Игумен Зилот, увидев тяжёлое состояние, в котором находится Молчаливый принц, хотел было отложить чин его принятия в братию монастыря до того времени, пока новоприбывший не придет в себя, но, прочитав послание Королевы, решил проводить обряд сразу же. По обычаю, с Молчаливого принца ножами срезали всю одежду, разрезая её вдоль рукавов, плеч и всего тела, в ознаменование того, что возврат к прошлой жизни невозможен. Изрезанную одежду сожгли. На обнаженное тело одели монашеский подрясник с молитвой, которую прочел игумен.
«Всемогущий Боже, в ознаменование Милости Твоей пошли рабу Твоему сил и терпения принять Крест Твой. Аминь».
После чего игумен крестообразно состриг с головы новоприбывшего четыре небольшие пряди волос и нарек ему новое имя.
«Нарицаешься брат Алексий, да никто не называет тебя именем иным. Аминь».
На этом чин принятия в братию монастыря заканчивался.
— Отнеси, брат Матфей, его к себе, будешь смотреть за ним, покуда не наберется сил, – сказал отец Зилот одному из принимавших участие в чине пострижения монаху, – и приди ко мне за вином для него.
Брат Матфей взял на руки брата Алексия и понес в свою келью, вырубленную в скале.
.
После возвращения Королевы в столицу, она спешно прошла в комнату зеркал, чтобы услышать вести от брата, но когда она подошла ко черному зеркалу, её ожидала неожиданная надпись:
«Никогда более не увидишь его лица».
— Почему? – спросила Элли, не желая верить, что это навсегда.
«Он умер для мира, но родился для Бога», – вспыхнула белая вязь Священного алфавита.
.
Молитвами отца Зилота и братии монастыря о тяжелоболящем брате Алексие, новопостриженный начал понемногу приходить в сознание.
Открыв глаза и увидев на себе монашеский подрясник, принц спросил вошедшего в келью брата Матфея:
— В каком я монастыре?
— Какая тебе разница? Монашеские обеты везде одинаковы, – грубо ответил монах.
Молчаливый принц ничего не ответил на это.
«Неласков брат и неучтив», – подумал про себя он.
Брат Матфей накрошил лепешку в чашку, стоявшую на столе, залил водой, дождался, когда она размокнет, и присел на край постели принца.
— Поешь-ка, брат Алексий.
— В каком монастыре я нахожусь? – повторил свой вопрос принц, не глядя на чашу с едой. – Из того места, где я был, можно попасть только в монастырь Высокий.
— Если не хочешь есть, я могу тебя не кормить, – брат Матфей встал от ложа Молчаливого принца, поставил приготовленную чашу с едой на пол и вышел из кельи.
«Тебе надо поесть. Ты слаб. В следующий раз, когда монах придет кормить тебя, ешь молча и ни о чем его не допрашивай», – услышал внутри себя Молчаливый принц тихий спокойный голос.
«Почему я не слышу и не чувствую Элли?» – спросил он у голоса.
«Ты умер для мира, но родился для Бога. В монастыре запрещено упоминать имена и дела людей, живущих в миру даже мысленно. Здесь можно говорить лишь о молитве и о покаянии. Все прочие разговоры запрещены».
Сознание Молчаливого принца провалилось в тяжелый сон, его прошлое пыталось болезненно настичь его, оно не хотело отпускать его душу из своей власти.
Когда он проснулся, в келье был отец Матфей.
Увидев, что брат Алексий открыл глаза, он молча подошел к нему. Одной рукой приподнял за плечи, подтянул тело принца ближе к каменной стене, другой рукой подложил ему под спину скрученный соломенный тюфяк. Усадив удобнее, брат Матфей поставил ему на колени тарелку с размокшим хлебом.
— Не хочешь, чтобы я тебя кормил, – ешь сам.
«Странно, – подумал про себя принц, – брат неучтив, но я чувствую в его сердце любовь и незлобие. Странный человек».
Увидев, что принц доел размокший хлеб, отец Матфей подошел к нему и в ту же самую чашу, в которой был прежде хлеб, налил до краев вино.
— В монастырях в это время запрещено употребление вина, брат, – сказал Молчаливый принц.
— Приказ игумена, – казал брат Матфей, поднося чашу с вином к губам брата Алексея, – пей, – монах начал приподнимать край чаши, придерживая голову Молчаливого принца.
Принц, чтобы не оказаться облитым вином, был вынужден выпить чашу досуха.
— Претерпел много, а для безмолвия непригоден. Навязали мне тебя на мою голову.
Брат Матфей налил опять полную чашу вина в тарелку, из которой ел принц, и повторно поднес ее к устам брата Алексия.
— Пей, – приказал он и, не дожидаясь ответа, снова начал наклонять край чаши, – когда окрепнешь, вина приносить не стану.
Брат Алексий был вынужден выпить и эту чашу досуха.
«Я во дворце за один присест столько вина отроду не выпивал, а тут так неожиданно, в монастыре…» – подумал принц. В его голову ударил облегчающий душу и тело хмель. По изможденному измученному телу пробежало приятное тепло.
«Слава Богу, – подумал про себя принц, – кажется, возвращаются силы. Еще немного, и я смогу встать. Монах прав. Нужно укрепить силы, а потом можно будет думать о монастырском уставе».
— Спасибо тебе, брат, за твою любовь.
— Помолчи, – ответил ему брат Матфей, – не умеешь ни молчать, ни благодарить со смирением. Зачем только ты напросился в Высокий?
Брат Алексий посмотрел в сердце монаха, напоившего его вином и с удивлением обнаружил, что дар видения чужих мыслей у него отнят Богом. «Его сердце, наверное, чище, чем мое, но учтивостью он не богат» – подумал он про себя и вновь провалился в глубокий, восстанавливающий силы сон.
.
Спустя неделю, силы брата Алексия укрепились. Брат Матфей, ухаживавший за ним, все делал молча, исподволь приучая его к принятому в монастыре немногословию. Молчал и принц. На стене кельи он прочел надпись, начертанную углем: «Во многой мудрости много печали; кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1, 18).
Ниже была другая надпись: «Без скорби нет мира, без терпения нет плода».
Когда принц окреп, встал и вышел впервые из кельи, окрестности под гранитной отвесной скалой, на которой находился монастырь, напомнили ему его юношеское увлечение охотой. Тоска по прошлому при виде знакомых мест коснулась его души, но неглубоко. Душа Молчаливого принца – теперь уже брата Алексия – вкушала первые плоды безмолвия. Ему не надо было ни о чем думать, не надо было принимать трудных земных решений; душа его стала свободной от забот, наслаждаясь не сколько красотою находящихся внизу окрестностей, сколько тишиной внутреннего мира, которую ему даровал Всевышний за терпение посланных испытаний. Сознание его погрузилось в молитву. О том, что оказался в монастыре Высокий, он не жалел и не жалел, что стал монахом поневоле, потому что был предназначен к этому Богом.
.
Я стою
Под небом на земле,
Надо мной и подо мною –
Пустота…
Кажется, что я
Секунды не жил,
А вот жизнь уже
И прожита.
.
Струны Неба
Трепетной рукой
Трону…
И прислушаюсь к стихам.
Это тайна,
Но над каждым словом
Лучше бы молчать
Моим устам.
.
Вот
Взлетел душой я к Небу Неба
И исчез в безмолвье
Непустом.
Знаю я, что я
Мгновенья не был
Настоящим, истинным
Певцом.
.
Ведь воспеть нам Тайну
Бытия
Слабыми словами
Не дано!
Катится вновь
По моим щекам слеза,
Оттого, что мне
Не суждено…
.
Мне не суждено
Познать себя,
Мне не суждено
Счастливым быть.
Но дано
Вкусить силу Огня
И о Боге
Сердцем не забыть.
.
Падаю на землю
И молюсь.
Я молюсь и знаю:
Я – земля.
И сказать я
Господу боюсь,
Что «люблю я,
Господи, Тебя».
.
Но Любовь Небесная
Не ждет
Гордых слов,
Признаний от меня…
Она душу мою грешную
Берет,
Очищая
От былого дня.
.
И уносит
К тайным берегам,
Где Престол
Пред Господом стоит.
Дух мой умирает
Пред Христом,
В изумленье
Перед Ним молчит.
.
Бог внимает
Молчанью моему.
Мне молчать
Пред Богом не впервой,
И я вновь
Всем сердцем принимаю
Дар Любви
От Бога
Неземной.
Монах Артемий
Спустя две недели, Брат Матфей, коротко сказав принцу: «Живи теперь здесь один», – вышел из кельи.
Принц не стал задумываться о поступке брата. В этом не было смысла. Он был в силах пойти по тропинке, плавно уводящей наверх. Довольно скоро подошел ко входу в монашескую пещеру.
— Именем Всевышнего, благослови, – прочел он положенную молитву.
Какое-то время никто ничего не отвечал. Брат Алексий хотел было идти далее, но услышал ответ:
— Бог благословит.
Немного постояв, вошел.
В полусумраке кельи не сразу рассмотрел благословившего его монаха. Когда же разглядел лицо внимательнее, удивился. «Первый министр отца, – подумал он, – он ушел сюда, когда я был еще ребенком, но говорить здесь о прошлом запрещено».
— Что привело тебя, брат?
— Алексий.., – подсказал принц, учтиво склонившись перед старым монахом.
— Артемий, – представился он.
— Брат Матфей ушел, не пояснив где брать пищу и что мне надо делать.
— Не суди его. Его послушание – делать кельи для новоприбывших. Когда приходит новый брат, он отдает ему обжитую им келью, а сам переходит в новое место. Пищу здесь все берут в одном месте. Тропа одна, выйдешь наверх, там спросишь, – старый монах замолчал. По его слабому голосу Алексий понял, что ему трудно говорить.
— Прости меня, отец, – принц некоторое время молча стоял, не решаясь спрашивать что-либо ещё и не решаясь уйти сразу же. Он прислушивался к своему сердцу – сердце молчало.
Словно прочитав его состояние, монах Артемий сказал.
— Когда сердце знает, о чём говорить, оно само говорит слова. Я не откажу тебе в совете, когда ты созреешь для вопроса.
— Благослови, – попросил принц, зная что у монахов при прощании принято говорить именно это.
— Имя Бога да поможет тебе, – услышал он традиционный ответ.
Долгое время принц не ходил никуда, кроме как только за едой. Душа его успокоилась от мыслей. Но к чему он должен был стремиться в уединении? Ответа на этот вопрос он не знал. Наконец, решившись, он отправился к отцу Артемию за советом.
Подойдя к двери, подумав, прочел молитву.
— Именем Всевышнего, благослови.
— Бог благословит, – раздалось в ответ.
В келье отца Артемия могущественное неведомое коснулось души принца. Казалось, что некто невидимый сказал ему слова на языке таинственном и даже неслышном, но понятном. Смысл был такой: для живого общения с Богом нужны не слова, но сила. Артемий понял, начни он сейчас разговор, скажи хоть слово, и действие безмолвия, обретённое его душой, ослабится.
Молчание монахов продолжалось около получаса.
— Раз уж ты здесь, то ты должен научиться слышать голос Бога, – сказал отец Артемий негромко. В успокоенном безмолвием сознании принца простые эти слова отозвались с особой силой.
— Как научиться слышать голос Бога ?
— Терпением, – отец Артемий взглянул на принца внимательно. – Мысли о внешнем должны уйти из тебя. В тебе должен восстановиться древний Храм Бога.
— Возможно ли не вспоминать о мире и совсем не думать о нём?
— Невозможное сегодня может стать возможным завтра.
В келье вновь наступила полная тишина.
Принц сосредоточенно думал.
— Голос Бога, какой он?
— Голос Бога – это голос покоя. Когда услышишь его, забываешь о мыслях. Это состояние блаженно. Тот, кто слышит внутри себя голос Бога, тот не пожелает выходить из своей кельи ни за какие блага.
Принц размышлял над сказанными словами.
Покой, который царствовал в его душе до начала разговора, стал слабеть всё более и более, потому что начался разговор.
— Как научиться не думать ни о чем? – спросил принц.
— Человеку это невозможно, – ответил отец Артемий. – Призывай имя Иисуса Христа и прислушивайся к тому, что ответит тебе Бог.
— Как я узнаю ответ Бога?
— Бог говорит не словами, но тишиной души, обострением и успокоением совести. Бог говорит со всеми, но тот, кто невнимателен к своим чувствам, становится, как глухой и слепой. Он ищет спрятаться от голоса Бога в развлечениях ума или же в утешениях тела.
— Утешений тела в Высоком нет, – вздохнул принц.
— Научись противиться всему, что мешает призывать имя Бога. Без крайней необходимости не приходи ко мне.
— Благослови, – сказал принц отцу Артемию, прося его о уходе.
— Имя Бога да поможет тебе.
Принц ушел успокоенный, поняв что терпение и молчание усилят его переживание покоя, а разговоры непременно ослабят дух молитвы.
.
В болезнях сердца, в нищете духовной,
В тайнах раскаяния ищу успокоения.
Убив мечтания фантазии греховной,
В себе стремлюсь найти особое умение:
.
Молчать пред Богом, молчать пред суетой,
Молчать пред теми, кто винить стремится,
Молчать в терпении болей бытия
И улетать от всех забытой птицей…
.
Чтоб с Неба бросив взгляд на прошлое свое,
Сожечь ненужность слов…
Без оправданий пить земное бытие,
Сбросив с себя обманы гордых снов…
.
Порой, как Ангел подошедший к изголовью,
Слова приходят нашу душу испытать;
Способны ль мы в смирении безмолвия
В себе гордыню вечную признать?
.
В бессилие разума и в бесконечность мысли,
Как в мир единственный, в котором нету лжи,
Я покаянием войду, проникшись смыслом,
Что нет того, чтоб ясно выразить могли
.
Мои бессильные и гордые слова…
.
Эпизод двадцать четвёртый
Безмолвие
Безмолвие.
В безмолвии не только умирают, но и оживают страсти. Оживают с силой, известной лишь тем, кто пробыл в уединении годы. Страстные воспоминания требуют суда, требуют мести за некогда перенесенное зло, показывают красочные картины земных идеалов и Небесного благополучия… В воображении могут возникнуть обители Святых, ад, Рай и прочее, но ничему из этого подвижник не должен верить. Доверившись мечтам или же воспоминаниям, неопытный отшельник может попасть в жёсткую зависимость от внушений дьявола.
Потекли однообразные дни и месяцы уединения брата Алексия.
Воспоминания, требования страстей, движение разума… – всё было отдано в жертву молитве именем Иисуса Христа. Не сразу душа его смирилась с непрестанной молитвой. Потоки мешающих молитве мыслей по временам неделями и месяцами иссушали его душу, как знойный ветер, но он знал, целью его было безмолвие ума, а не полеты по внутреннему миру. Прошел год. Недоумения накопились. Ответы на них он мог получить только у монаха, более опытного в безмолвии, чем он сам, и он направился к келье отца Артемия.
— Именем Всевышнего, благослови.
— Бог благословит.
Входя в келью, принц поймал себя на мысли, что он был здесь не год назад, а всего лишь мгновение…
Дух безмолвия коснулся его души много более сильнее, чем тогда когда он был здесь прежде.
С неожиданной силой и даже могуществом повлекло его душу в неведомые ему ранее чувства и мысли.
Нет, он не видел видений, не слышал слов, но душа его пила потоками блаженство, которого он прежде никогда не испытывал. Впервые в жизни, по молитвам отца Артемия, брат Алексий услышал голоса Ангелов…, ничем не напоминающие земное пение, даже самое искусное. Нет…, в пении Ангелов не было слов. В пении Ангелов была сила любви к Богу, сила любви, для которой слова – непозволительные оковы…
Огонь любви Ангелов к Богу вошел в тело принца, и тело его испытало такую сильную радость от пения Ангелов, что он едва-едва удерживался на ногах. Огонь любви Духа обжигал не только его душу, не только очищал её от страстей, но прожигал тело его насквозь. Принц почувствовал внутри себя обилие жизни, ему прежде неведомой, и он забыл все.
Забыл, зачем пришел.
Забыл, что влекло его сюда.
Забыл время и место, в котором он находится.
Забыл прошлое и совершенно все!
Забыл даже своё имя.
Сила безмолвия вошла в него так всеобъемлюще, что он перестал видеть земной мир и перешел в Вечность.
Брат Артемий взглянул на себя и удивился.
Вместо старой рясы на нем была светлая узорчатая одежда, узоры которой переливались, непрерывно меняли свой цвет и были столь тонкими и прекрасными, что он понял, что это одежда неземная. Одежда его была соткана из благодати Духа. Она была живой, источала из себя силу, очищающую его душу, и давала приятную прохладу телу. Вокруг себя принц никого не видел.
Пение Ангелов вошло в него и растворилось в пространстве.
Без слов (Мечтов, принц, Молчаливый) теперь уже монах Алексий понял, что ему необходимо было делать в уединении. Ему нужно было, как и прежде в миру, проявлять молитвенное долготерпение и покорность Суду Бога о нём.
Принц прикоснулся к Царствию Небесному всего лишь на одно мгновение, но он понял всё…, совершенно всё. Вопросов и недоумений в его сознании не осталось никаких.
Свет, окружающий его, медленно стал гаснуть, темнеть…, из окружающего принца пространства начали проявляться черты земного мира. Когда же свет покинул его, он увидел перед собой глаза отца Артемия.
Не в силах удержать в себе благоговейного чувства к величию бывшего первого советника его отца принц упал на колени и сделал земной поклон старцу. Его сердце ликовало. Без единого слова отец Артемий раскрыл ему такие глубокие духовные тайны, на раскрытие которых принц не надеялся даже в самых смелых своих мечтах.
— Ищи раскрыть в себе тайну имени Бога, – сказал ему отец Артемий, – ищи безмолвия разума и покаянную молитву. Кайся не только за себя, но и за всех своих подданных. Ступай с Богом.
— Благослови, – попросил принц разрешения уйти.
— Имя Бога да поможет тебе.
Когда брат Алексий вернулся к себе, он заметил, что некоторая часть того невидимого света, что он чувствовал возле кельи отца Артемия, пришла вместе с ним и в его уединение.
— Какой же я был дурак, – в исступлении шепотом говорил сам себе принц… – Я считал монастыри местом мучения и лишений, а тут… такая великая всеобъемлющая душу и тело радость! Такое наслаждение Духом Бога… Да если бы только я знал, как хорошо в Высоком живут монахи-безмолвники, ушел бы сюда еще лет двадцать назад!
— Не нарушай безмолвия гордыми мечтами… – отчетливо услышал он чьи-то слова, – не расслабляй себя.
— Да, да…, конечно… Зачем же ещё я здесь, как не ради покаянной молитвы? – принц начал раз за разом методично повторять молитву, обращённую к имени Бога. –Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного…».
Эпизод двадцать пятый
Тайна имени Бога
Тайна имени Бога не раскрывается в том, кто не достиг безмолвия ума.
Прошло восемь лет. Отец Артемий перешел в лучший мир.
Принц достиг полноты безмолвия и раскрыл в себе блаженство подчинения своей воли непостижимой воле Бога.
В деле молитвы более всего мешает приближаться к Богу воображение человека.
Бог непостижим. Свойства Бога непостижимы и отображенными в воображении человека быть не могут. Свойства Бога могут лишь отразиться в человеке: как Покой совершенный, как Сила и Разум, не подчиняющиеся законам человеческой логики.
Тот, в ком отражаются свойства Бога, становится блаженным. Его молитва становится непрестанной. Молитвой того, кто достиг полноты безмолвия своего разума, движет Дух Бога. Дух непостижимый, Дух Всемогущий, Дух, не терпящий иного Разума и воли, кроме того совершенства, которое Он же и подает смирившейся душе НЕПРЕСТАННО.
Тот, кто приблизился к Духу Бога, становится тайной для всех, он становится тайной и сам для себя тоже, потому что в нем живет тайна имени Бога, тайна имени Бога, произносимая на языке Неба….
Повесть завершена на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 2014 года.
Комментарии блокированы во избежание спама