Пустите меня в монастырь!
(Рассказ описывает реальные события)
После обеда Максим зашёл к эконому в канцелярию по какому-то делу. Эконом был заметно расстроен.
— Опять этот Андрей! Напился в стельку пьяный! Так не хотел его выгонять, ведь руки у него золотые, работает так, что никому за ним не угнаться. И уже третий раз напивается до потери пульса. Выгнал его рано утром сегодня, а у самого душа не на месте. Он почти весь день стоит возле проходной и просит, чтобы его вернули обратно. А я его уже боюсь пускать. Ведь опять напьётся через неделю или две…
Максим был занят какими-то своими мыслями, и на ворчания отца Викентия особого внимания не обратил.
— Если бы он кричал, возмущался, мне бы проще было, — продолжал скорбеть отец Викентий о своём. — Сказал бы охранникам, чтобы отвели его подальше от ворот — и дело с концом. А он стоит возле ворот монастыря, едва-едва не плачет. И весь день как попугай только и твердит всем, кто ни пройдет мимо: «Возьмите меня обратно в монастырь, возьмите меня обратно в монастырь…» Я мимо него уже ходить не могу… А мне надо идти на скотный двор.
Отец Викентий подошёл к широкому окну канцелярии, из которого были видны проходные ворота.
— Вон он стоит. С самого утра… Посмотри.
Максим подошёл к окну. В воротах монастыря стоял Андрей.
В монастыре Андрей провёл что-то около двух месяцев. Максиму не приходилось с ним нести совместных послушаний, поэтому его он почти не знал. Андрей стоял, опустив голову, не делая попыток войти внутрь монастыря силой. Поза его выражала скорбь.
— Слушай, Максим, сходи вместо меня на скотный, — эконом коротко объяснил Максиму всё, чем он хотел распорядиться на скотном дворе, потом подошёл к окну и с печалью в голосе прибавил:
— Надо было ему денег на дорогу немного дать, но он был так пьян что не мог сказать где живёт. Да и как давать ему деньги? Отойдёт от монастыря на пятьдесят метров и тут же в ларьке все деньги пропьёт, возись потом тут с ним… Ну, ты сходи на скотный, потом вернёшься в канцелярию, я здесь долго буду сидеть.
Максим ушёл. Ворота в монастыре были одни. Двое охранников без труда контролировали каждого кто входил и выходил из него. Там-то Максима и встретил умоляющий взгляд Андрея. Все знали о тесной дружбе эконома и Максима. Может, именно ещё и поэтому Андрей подойдя к Максиму стал едва-едва не плача униженно просить его:
— Максим, сходи к эконому или к игумену. Пусть меня возьмут обратно в монастырь…
Максим взглянул на него и сильная жалость проснулась в его сердце, но не в его правилах было ходатайствовать за кого-то перед экономом, он считал, что любые решения по управлению монастырём отец эконом должен был принимать сам.
Максим опустил взгляд в землю и прошёл мимо него, не ответив ему ни слова.
— Ну хоть кто-нибудь попросите за меня, — услышал за своей спиной Максим, — пусть меня пустят в монастырь…
Но братия один за одним молча проходили мимо.
Когда ближе к вечеру Максим возвращался со скотного двора, уладив там все дела, Андрей продолжал стоять всё там же, но никого ни о чем он уже не просил. Он молча стоял у проходной.
.
Наутро в канцелярии Максим застал крайне взволнованного отца Викентия:
— Ты знаешь, Максим, а ведь Андрей сегодня ночью умер.
— Как — умер! Ведь он молодой ещё совсем. На вид не более тридцати…
— Да так — умер. Хорошо, что охранники, нарушив мой запрет, сжалились и пустили его в тепло на ночь (был октябрь-месяц). И слава Богу, что охрана меня не послушалась!!! Ты представляешь, что бы было, если бы он умер у проходной?! Потом вся округа только и говорила бы о том, что мы неугодных послушников замораживаем до смерти за воротами! Что с ним произошло?! Не знаю. Может, сердце?! Утром когда охранники хотели увести его обратно за ворота, он уже холодный лежал. Я медиков и милицию вызвал.
Максима потрясло это событие.
Вчера Андрей выглядел здоровым, а сегодня душа его пред Престолом Божиим держит ответ за прожитую жизнь. На вид молодой крепкий парень.
.
Как мог, Максим искренне помолился о упокоении души новопреставленного Андрея (имя настоящее — прим.автора), а через два дня отец Викентий рассказал о том как прошли похороны.
— Ты знаешь, Максим, я себе, наверное, всю жизнь не прощу, что я его так жестоко выгнал. Из родственников нашли только двоюродную сестру его. Я с ней разговаривал по телефону. Она далеко живёт. Сказала, что у неё нет средств на похороны. Я сам всё сделал. Привёз гроб. Вырыли ему могилу, и на его похоронах, кроме меня, четверых послушников и служащего иеромонаха, больше никого не было. Только вот лицо у него в гробу было красивым. Он весь помолодел и возле гроба было радостно находиться словно он святой был. Такой лик у него был светлый и благостный.
— Да, отец Викентий…, — задумался Максим. — Хоронил я одну престарелую инокиню. Возле её гроба многие из тех, кто рядом был, такую радость чувствовали, которая и в храме не на каждую Пасху бывает. Читал я, что в гробу лица праведных могут как-то отражать то блаженство, в которое они вошли там.
— Вот-вот, — сразу же, без раздумий подтвердил слова Максима отец Викентий, — у Андрея и был такой вид. Блаженный. Будто он лежал в гробу и улыбался. Когда его на вскрытие увозили, у него цвет лица синюшный был. А как в гроб положили, то лицо светлым стало, чистым таким… Он, первый кого мы похоронили на территории кладбища, которое выделили на наш монастырь. До него никто ещё у нас не умирал.
— А что мы знаем о нём, отец Викентий? — спросил Максим. — Где-то в житиях святых я читал, что пришла к проходной женского монастыря блудница и всю ночь просила привратниц, чтобы взяли её в число сестёр, на покаяние, но на территорию монастыря её не пустили. На утро она умерла перед воротами и кто-то из святых видел как Бог её душу в Рай взял за покаяние… Так же, может, и Андрей наш? Вчера просил меня, тебя и всю братию чтобы его в монастырь обратно приняли. Может, Бог и его душу в Рай забрал…?
— Да, — согласился отец Викентий, — мы ничего не знаем. Где он жил, кем он был?! Мы судим так, а Бог по-иному видит…
Пустите меня в монастырь
Комментарии блокированы во избежание спама