Осеннее размышление у святого колодца
1)
Осень.
К большому сожалению, как все же нечасто душа моя бывает способна отчетливо слышать те едва уловимые тонкие веяния Духа, что непрестанно вкладывает Бог в окружающее нас бытие. Но сегодня особый день.
Душа, уставшая от ежедневной суеты, вновь сверх моего ожидания отчетливо вошла внутри себя в ту обостренную, живую тишину, внутри которой покоится вдохновение.
Да, именно покоится.
Вдохновение — это покой: покой мысли, покой чувств, покой слов и покой от дел.
Осень незримо говорила мне о покое.
Летние заботы природы подошли к концу.
Всё, чему пришла пора отцвести — отцвело.
Всё, что должно было дать плод свой — отплодоносило.
Птиц стало меньше. Насекомых почти не видно…
Тысячелетиями послушная Воле Бога, природа привычно готовится к покою.
А я? К чему готовлюсь я?
Стыдно сказать, но ни к чему не готовлюсь.
Памяти смертной нет.
Молитвы нет.
С покаянием проблемы.
Душа моя, в течение двух месяцев плотно погруженная в десятки земных дел, сделалась неспособной живо воспринимать ту красоту, внутри которой я, по милости Бога, живу.
Я отложил в сторону вымытый от цемента в ледяной воде мастерок, сел на церковное крыльцо и всмотрелся в печаль красок, разлитую Богом в природе. Прислушался.
Птиц не слышно, но в безветренной тишине слышно пение много более прекрасное, чем пение птиц — слышно пение Ангелов, забытое моей душой.
Наше село — это почти лес. Неделю назад прямо возле церкви пробежал молодой зайчик. Посмотрел на нас с женой удивленно одним косым глазом, постоял немного и спокойно так подался по своим заячьим делам вдоль деревни. Его счастье, что не было поблизости охотничьих собак…
Небо стало чище и как-то ближе.
На душу опустилась особая тишина.
Рядом с собой я увидел знакомого мне Ангела.
2)
Когда я вижу Ангела,
Мне хочется молчать.
Во взгляде его жалость
И Небесная печаль.
.
О, кто бы знал,
Сколь каяться реально нелегко…
Грех внутрь меня углубился
Бездонно, глубоко…
.
Живу грехом, дышу грехом…
И изрыгаю грех…
Часто в душе победный слышу
Злой сатанинский смех.
.
Нередко, слившись с дьяволом
Творю дела недобрые.
Ведь знаю: видит всё Господь,
Но злой своей дорогою
.
Вновь продолжаю двигаться,
Не помня о расплате…
За все, за все отвечу я…
Я вижу, Ангел
плачет мой.
.
Хотел заплакать бы и я,
Но сил в себе не нахожу,
Чтобы раскаяться пред Богом.
В плену нечувствия живу…
.
В среде православных бытует мнение, что видеть Ангелов духовно опасно для души.
Не знаю, не знаю.
Святых не видел я почти никогда, а вот своего Ангела видел не одну сотню раз, и что — погубило это мою душу?
Не думаю.
Всегда, когда бы он ко мне ни приходил, только и делал что напоминал мне о грехах моих, напоминал о моих немощах бесчисленных, напоминал о том, что вникать в жизнь других людей — мне лично — строго-настрого запрещено Богом.
Вникать в чужие судьбы — это нарушение заповеди о нищете духовной.
Гордость — мой злой гений.
Гордость моя — как же легко и непринужденно она может проникать В КАЖДОЕ мое чувство, В КАЖДОЕ мое слово, ВО ВСЕ мои молитвы перед Иисусом Христом.
Видеть же гордость свою я без помощи Ангела-Хранителя моего не могу. Да и никто без помощи Бога видеть свою гордость в самом себе не может.
Ангел молча сидел рядом со мной, с укором глядя прямо внутрь моей души, омраченной моими ежедневными непрестанными грехами.
Что делать?
Очень, очень часто (думаю, что почти всегда так это и бывает) НЕ О ЧЕМ мне говорить с Ангелом-Хранителем своим. Говорить должен вообще-то только он один. Я же должен внимать ему или же (что менее желательно) иногда спрашивать его о чем-либо, уточняя что-либо. Но сколько раз было такое — спрошу его о чем-либо, а он меня спросит в ответ:
— А ты сможешь вместить в себя слово мое?
И все…
Умолкает душа моя.
Уходят вопросы из души.
Понимаю, что не дорос я пока еще душой до того, чтобы мог беседовать разумно о чем-либо с Ангелом своим. Остается только в глубоком сокрушении души каяться.
Каяться много, каяться часто, иногда — почти непрерывно.
Но ведь и к углубленному покаянию всякая душа должна быть заблаговременно подготовлена.
Про другие души ничего не могу я знать, но вот моя душа не может каяться глубоко, если заранее не приготовит себя к этому терпеливой скорбной молитвой.
Не может.
Душа моя не сразу и не вдруг поняла свою личную слепоту, свою личную немощь, свою почти полную неспособность судить о ком-либо и о чем-либо справедливо.
Отказаться от своих гордых мнений обо всем оказалось мне ой как нелегко…
Это как духовно умереть.
Ангела-Хранитель посмотрел на меня.
— Лишь духовно умерев, найдешь то покаяние, которое омоет твою душу. Только так, и никак иначе.
— Как же мне духовно умереть? — спросил я Ангела, сидевшего рядом со мной.
— Не верь себе. Не верь себе. Никогда не доверяй самому себе, — сказал мне Ангел и медленно-медленно ушел из моего сознания, оставив после себя прохладный удивительный аромат от своих слов и запах Небесной Жизни. Ответил он загадкой, но я не удивился.
Значит — как и всегда — надо мне, бросив всё, внимательнее оглядеть свои мысли…
Я посмотрел на приготовленные к работе инструменты и решил, что на сегодня, пожалуй, хватит копошиться в бетоне. Вечер был ещё не поздний, но бесконечная работа при церкви, если при этом оставляется сокрушение духа — пользы не принесет ведь в вечности мне никакой.
Так сказал мне сегодня Ангел.
Сокрушение духа, непрестанное покаяние!
Господи, как же невыразимо трудно и сложно непрерывно носить в себе боль о грехах своих и, по возможности, непрестанную память о Боге…
Осень.
Осень жизни моей близко.
Смерть уже не раз приходила ко мне.
Если б не приходила, работал бы я сейчас церковным старостой на убыточном, удаленном от всего мира приходе?
Конечно же, нет.
Скорее всего, купался бы сейчас в деньгах и в бесконечных грехах, как свинья в грязи, при прежних-то моих способностях.
А сейчас? Былых сил нет у меня уже на то, чтобы заработать деньги для всякого греха.
Бог отнял прежние рабочие способности у меня, да и мысли ослабели сильно.
Зима жизни моей, далеко ли ты отстоишь от меня?
Необычайно рано развившийся старческий склероз то и дело болезненно дает знать о себе. Минуту назад положенные инструменты ищу, бывает, по получасу, а то и более.
Какой я теперь работник?
Никакой.
Смех один, а не работник.
То, что в молодости решал за мгновения, сейчас думаю над этим же едва ли не по часу. А, бывает, и целый день (а то и два дня) мучаюсь над тем, чтобы хорошо сделать что-либо, даже не особо-то и сложное.
Смиряет меня Бог.
Смиряет мою гордыню.
Смиряет ежедневно.
Осень жизни моей (я не сразу заметил это) давно уже наступила.
Не чувствовать в себе эту осень я уже не могу.
3)
Я убрал в притвор все инструменты, что лежали на церковном дворе, закрыл храм на замок и медленно-медленно пошел к дому.
В нашем селе, осенью местное население охватывает «ягодная лихорадка».
Разве что недвижимость с раннего утра не уезжает и не уходит на болото. Деревня будто вымирает.
Пусто.
До самой темноты никого не увидишь.
Местных понять можно. У кого есть транспорт, здоровье и время — тот на сборе ягод и грибов может заработать средства на жизнь. А у меня «ягодной лихорадки» нет.
Слаб здоровьем, нет транспорта и нет времени.
Нужно делать срочный ремонт в храме и дома, да вот, боюсь, что всё задуманное я не успею сделать к зиме.
Все чаще и чаще стали возвращаться приступы застарелой болезни, годами державшей меня в постели.
Обстоятельства жизни моей (когда это началось, не припомню уже) стали складываться в почти непрерывный страдальческий Крест.
То месяцами бессонница, то давление, то боли в спине и суставах, то годами болезнь. Непрестанные проблемы с бытом, срочные работы в храме, на которые местных не наймешь. Сделают, конечно же, быстро, но некачественно. Потом всё придется переделывать заново. Оно и понятно: рыть глубокую яму в липкой глине под строительный стул кому охота? А если снизу еще и вода напирает, которую то и дело вычерпываешь ведром, то это вообще беда.
Даже при хорошем здоровье на один стул у меня уходит не менее трех дней, а стульев надо сложить пять. Сделал только один. Шестое октября на дворе. Дома с десяток срочных дел к зиме, которые томят мою душу уже второй месяц…
Господи!
Как же тяжело жить душе моей в мире бесконечных земных забот.
Земной суеты не бывает мало.
Её нет только тогда, когда я лежу больной и не в силах встать.
Три с лишним года лежал. Душа болела о неустройстве, но она молилась и чутко отзывалась на все духовное.
А сейчас что?
Суета и земные заботы убили во мне молитву, убили тонкие духовные чувства, убили напрочь. Это правда, с которой я вынужден считаться.
Даже по ночам не могу не думать о земном.
Молитва пусть и не совсем пока ещё ушла, но сделалась вялой, унылой, почти никакой.
На вечернем правиле душа моя в упор не желает слышать смысла молитв и чувства не отзываются на святые слова.
Я умер душой.
Осень жизни моей близко.
Надо что-то менять.
Но что?
Если бы я мог это знать.
Обстоятельства жизни моей, ежедневно и привычно складывающиеся в страдальческий Крест, почти всегда бывают сильнее моих расчетов. Остается мне только одно: терпеть и ждать благоприятной перемены обстоятельств моей духовной жизни от Бога.
Осень жизни моей близко.
А я ведь и не заметил, как она уже наступила для меня и стала поздней…
.
Перевернулся лист судьбы,
Я поменял усталого коня.
Ох, если б мог я жить без суеты,
То здесь бы ныне не было б меня.
.
Давным б давно мой потерялся след,
Не по земле прошли б мои следы…
Что впереди? Вновь суета сует
И новые разбитые мечты?
.
Тоскую я по тропам неземным.
Где б взять мне нового Небесного коня?
И пролететь над временем пустым,
Но что-то держит на земле меня.
.
Я вновь мучительно ищу ответ: «Зачем?
Зачем мне день, восходы и закаты?»
И слышу тихое: «Господь наш все терпел,
Измены, скорби, клевету, утраты.
.
И ты терпи, терпи даже тогда,
Когда устало сердце и душа.
И знай, что по земле идет тропа,
Которая ведет на Небеса.
.
Иногда, читаю свои же собственные стихи, написанные годы назад, и думаю: да я ли писал это? Неужели способен был я на столь высокие чувства? И ловлю себя на мысли, что да, был способен тогда, но не способен уже сейчас сопереживать самому же себе из прошлого…
Грустно, и в тоже время — смиряет.
Комментарии блокированы во избежание спама